Мелодия убийства

– С Максом мы расстались более-менее, – словно прочитав ее мысли и покачав головой туда-сюда, как китайский болванчик, и при этом смешно жестикулируя растопыренными пальцами, сказала Варя. – Поговорили. Он, конечно, попросил прощения и дал мне денег на лечение. А я и не отказалась. Ведь это же из-за него меня тогда… сами знаете, что сделали… Паша был, конечно, против, но я объяснила ему, что речь идет обо мне, о моем здоровье и что это будет правильно, если Макс все оплатит.

Она вдруг улыбнулась и посмотрела на Женю так, что ее немой вопрос невозможно было не понять.

– Его зовут Миша, – сказала Женя. – Чуть позже, когда он проснется, я обязательно вам его покажу. По-моему, это вылитый Борис Михайлович Бронников.

– Значит, не рыжий.

– Вообще-то он светленький, может еще и порыжеть! – засмеялась Женя.

– Пойду в зимний сад, поищу Витю, – сказала Антонина. – Вдруг он заблудился.

– Мы все пойдем, я же, пока наряжалась, пропустила приход Валеры с Пашей, еще не поздоровалась с ними.

В саду, где за прозрачными стеклянными стенами бушевала метель, было очень тепло, плиточный пол был заставлен кадками и горшками с тропическими растениями, пальмами, между которыми стояли оригинальные, словно повисшие в воздухе светящиеся белые медузы, светильники. Мужчины расположились на кожаных диванах и креслах, перед ними на столике стояли бутылки, рюмки. Они выпивали, курили, разговаривали.

Женя тепло поздоровалась со всеми. Борис не сводил с нее восхищенного взгляда.

– Хорошо, что ты выбрала именно это платье, как я и хотел, – успел он шепнуть ей на ухо.

Валера обнял Женю, поцеловал в щеку.

– С наступающим тебя, Женечка.

– Женя, рад вас видеть! – Красавец блондин Луговой в голубом свитере меньше всего походил на следователя.

Женя подумала, что ему можно запросто играть героев-любовников в кино. Они с красавицей Варей составляли прекрасную пару.

– Павел, а я рада, что познакомилась с вами, честно, – сказала Женя. – Поначалу я вас побаивалась, не знала, как вы воспримете наше с Тоней вмешательство…

– Да вы с Тонечкой сделали так много!

Виктор, все это время сидевший в плетеном кресле со стаканом виски в руке рядом с фонтаном, усмехнулся, глядя на жену.

– Надеюсь, вы познакомились с Виктором? – спохватилась Женя. – Борис? Петр?!

– Да, мы познакомились. Давно было уже пора!

Борис был возбужден и казался абсолютно счастливым.

– Есть какие-нибудь новости о Пожаровой? – спросила Женя Лугового.

– После смерти Сторожева она месяц лечилась в центре неврологии на Ореховом бульваре, – ответил Павел. – Я навещал ее. Она очень переживала за свой бизнес, постоянно была на связи с каким-то Юрием Валентиновичем, я так понимаю, это человек, который отвечает за производство и вообще являлся доверенным лицом Сторожева.

– Если переживала за свои сыры, значит, пошла на поправку, – сказала Тоня.

– Я тоже так считаю, – согласилась с ней Женя. – Как вспомню нашу с ней последнюю встречу, так стыдно становится… Она же открылась мне, поделилась, была так откровенна со мной…

– Твое счастье, что там не было самого Сторожева, – напомнил ей о своих переживаниях Петр.

– А ведь она чувствовала, что с ним что-то неладное, поэтому и пила… Словно знала, что его уже нет в живых. Надо же, отправился в тот самый ресторан… как его… «Зося», кажется, словно нарочно для того, чтобы его там узнали. Он же готов был сдаться, да? Борис мне рассказывал.

– Он собирался написать признание, – сказал Луговой. – Нам Рогальский позвонил, и когда мы приехали туда, то прямо перед ним на столе нашли недописанное письмо, адресованное прокурору Москвы.

– От чего он умер?

– Инфаркт, – ответил Павел.

– Он не выдержал, не мог пережить того, что сделал, а может, испугался возвращения Борового… – предположил Ребров. – Все-таки до того, как встретил Финягину, он не был убийцей, хотя и сидел за убийство. И когда убил ее, явно находясь в невменяемом состоянии, быть может, даже был пьян, а потом сломался. Понял, что вот теперь-то он стал настоящим убийцей.

– Да потому что у него уже была травмированная психика, как и у всех, кто сидел, – сказала Женя. – Может, все еще любил свою Надю, может, между ними произошел разговор и она повела себя как-то не так, возможно, была с ним груба или он увидел, насколько она цинична и что радуется своей безнаказанности… Этого уже мы никогда не узнаем.

– А может, он ей все простил и хотел сойтись с ней? – предположил Ребров.

– Вот не думаю, – пожала плечами Женя. – Разве можно простить такое? Вы думаете, что он, сидя в камере, не представлял себе Надю, которая, постоянно играя роль такой несчастной бедняжки, мгновенно превратилась в чудовище, когда схватила эту женщину и выбросила ее в окно, как старый тяжелый диван?! А потом так же хладнокровно обвинила в этом убийстве самого Сторожева!