Мелодия встреч и разлук

— «…Та, для кого ты — самая родная и близкая…» — с удовольствием повторяет Алина так, как делала это месяц назад. Тогда она перечитывала и перечитывала письмо, все время по несколько раз останавливаясь на фразах: «Ты — моя сестра, и я априори на твоей стороне»; «Все, что делает счастливой мою дорогую сестричку, делает счастливой и меня. А уж если в моих силах осчастливить ее еще больше…»; «Разве могу я позволить себе испортить отношения с той, кто мне дороже всех на свете? Зачем? Чтобы мучиться от одиночества, упиваясь обидой?» Алина перечитывала, и с каждой очередной буквой, следующим словом, новым предложением в ней крепла уверенность, что в ее жизни упоение обидой давно прошло, и осталось только одиночество, от которого еще есть шанс избавиться. И она этим шансом воспользовалась.

Алина складывает лист, прячет в карман, спешит назад к сестре. В коридоре сталкивается с Натали.

— Куда ты пропала, мамочка? Майки уже проснулся. Пойдем быстрее!

В детской безмятежная Маша кормит малыша. Смотрит на него, сосредоточенно сосущего, с благоговением, потом поднимает глаза на вошедших:

— Хорошенький, правда?

— Очень, — шепчут одновременно.

Натали подбегает и усаживается на ковер у тетиных ног. Она беспокойно замирает, и в ее позе чувствуется нарастающее напряжение.

— Еще долго?

— Минут десять, — улыбается Маша.

— А мы точно пойдем?

— Натали! — одергивает дочь Алина.

— Конечно, мы же договорились. Пойдем обязательно.

— Можно одеваться?

— Беги! — Алина выпроваживает девочку, оборачивается к сестре, сердится по привычке: — Опять балуешь!

— Ладно тебе. Посмотри, как она радуется.

— Еще бы не радоваться. Это только ты можешь оставить своего двухнедельного кроху и вести чужого ребенка кататься на аттракционах. Как будто я сама не могу.

— Не можешь. Ты терпеть не можешь американские горки. И не чужого ребенка я веду развлекаться, а Натали. И своего я не бросаю, а оставляю с лучшей в мире тетей. Разве не так?

— Все-таки неправильную профессию ты выбрала!

— Как это?

— Могла бы стать отличным дипломатом.

Маша смеется:

— Ну, скрипачка из меня вроде бы тоже вышла неплохая. Наелся? Вот молодец! — Она быстро вытирает младенцу ротик, поднимает его столбиком и протягивает Алине: — Держи сокровище, а я пойду собираться.

— Иди. — Алина двумя руками прижимает к себе племянника, начинает легонько покачивать, и ей кажется, что она слышит, как в такт ее движениям шуршит спрятанное в кармане письмо.

Маша оборачивается в дверях:

— Так ты мне не ответила…

«И что теперь делать? Отдать ей письмо? Сейчас? Как-то не вовремя. Но надо что-то сказать. Что?»

— Почему ты все-таки приехала?

— Потому, потому что… — Алина вспоминает предпоследнюю фразу письма и облегченно улыбается. Что может быть лучше искренних, правдивых слов? — Потому что я очень люблю тебя, Машенька! — произносит она и тут же обращается к ребенку: — Давай, мой маленький. Сейчас мы с тобой умоемся, переоденемся, погуляем. Ну, что ты замерла! — это опять к сестре. — Тебе через три часа возвращаться!

— Я… я…

— Мэри! — доносится нетерпеливый возглас из холла, и совершенно сбитая с толку неожиданным признанием сестры Маша вынуждена поспешить на зов.

— Повезло, легко отделались, — ласково шепчет Алина племяннику. Она ловко меняет малышу подгузник, надевает ему чистые футболку и шортики, кричит «Пока!», откликаясь на прозвучавшее снизу: «Мы ушли», и говорит ребенку: — Сейчас мы тоже пойдем.

Алина медленно толкает перед собой коляску с младенцем. Опираясь на ручку и никуда не спеша, она практически не хромает. Она идет и думает о том, что этот неторопливый жизненный ритм начал пускать в ней свои соблазнительные корни. Она уже не испытывает тоски по суете, хаосу, активности; ей нравится размеренное, спокойное существование без каждодневных встреч, обсуждений, планов, договоров, съемок и постоянных разговоров по телефону. Алина понимает, почему сестра предпочла Нью-Йорку этот скромный пригород Ньюарка. После перелетов, гастролей, огромных залов, софитов, аплодисментов, поклонов хочется очутиться в тишине, в том мире, который будет принадлежать только тебе, а Нью-Йорк, как бы ты его ни любил и каким бы близким он ни казался, никогда не станет полностью твоим. Этот прекрасный город вбирает в себя всех и каждого, оставаясь величественным и неприступным. Нью-Йорк — покровитель, а хочется обычного друга. Небольшой поселок, где все жители друг друга знают, но не вмешиваются в жизнь соседей, — именно то, что нужно для того, чтобы после растраченных эмоций, феерии чувств, фонтана исполненных со сцены дивных мелодий вновь обрести себя. Алина понимает, что и сама уже стала забывать, каким было то ощущение дикой, нескончаемой усталости, которое владело ею месяц назад. Теперь вместо разъездов, перелетов, перемещений она путешествует на короткие дистанции: дом — магазин — дом, дом — парк — дом, дом — детский врач — дом, и эти маршруты (удивительно!) доставляют ей не меньше удовольствия, чем восхождение на Килиманджаро или сплав по Амазонке.