Мелодия встреч и разлук

«И не получится. Такой кофе умеет варить только Билл. Должна же была случиться хоть какая-то польза от этого замужества. Естественно, кроме Натали. Хотя замужество тут ни при чем. Натали — это отдельный вопрос. Твой вопрос. Твой больной вопрос. Я всегда любила решать твои больные вопросы. Если бы не ты, не было бы никакой Натали. Сколько времени мне понадобилось, чтобы понять, что мой брак — очередная ошибка, очередная неудачная попытка убежать от себя и приблизиться к тебе. Но как я могла приблизиться к твоему счастью, если не только я не любила своего мужа, но и он не любил меня. Билл, безусловно, гордился мной, ему льстил талант жены, который стал приносить дополнительные копейки. Но он ценил во мне только это — умение фотографировать. На остальное ему было плевать. Он никогда не старался даже не понять меня, нет. Хотя бы узнать. Познакомиться поближе. Так уж получилось, что ни один из мужчин, когда-либо спавших со мной, не пытался проникнуть глубже моей… Андрей, конечно, претендовал на роль душеприказчика, но тут уж я не собиралась его назначать. Так вот о Билле. Знаешь, что он сказал, когда я рыдала, прочитав последнее письмо отца? Письмо было написано тебе, но ты привезла его с похорон (я тогда не могла поехать в Москву — Натали было две недели) и сказала, что там есть что-то для меня. Нельзя, понимаешь, совершенно невозможно быть настолько порядочным человеком. За каким чертом, дойдя до слов „для Алины“, ты не удосужилась прочитать дальше? Если бы ты это сделала, я бы не получила очередной плевок и смогла бы утешать себя мыслью, что хотя бы в последние минуты жизни он опомнился, прозрел, хотел видеть меня рядом. Знаешь, что там было написано? Конечно, нет. Я ведь тебе не сказала. Он написал: „Алина, позаботься о Маше“. И все. Ни здравствуй, ни прости, ни прощай. Даже последнее слово о Маше. Зато с Биллом я разоткровенничалась. И знаешь, какова была реакция? „Не грузись, бэйби! Мой отец тоже был странным чуваком“. Меньше всего в тот момент мне хотелось слышать о странностях его папаши. Это было последней каплей, после которой я поняла, что пора заканчивать с этим фарсом».

— Где ты покупаешь эти конфеты? Они прямо из детства.

— В русском магазине.

«Если бы там продавалось все, что нужно для жизни, а не только водка и икра, я бы все покупала только там. Так приятно почувствовать себя дома. Я ведь тогда практически снова вернулась в Россию. Не удивляйся. Я уже сообщила жильцам, которым сдала квартиру, что прилечу через пару недель, уже договорилась о встречах в нескольких журналах, уже подтвердила участие в выставке в галереях этого нового модного музея с приклеившимся народным названием „Винзавод“. Все было готово к бегству. Оставалось только сделать аборт. Но тут опять появилась ты. Нет, на сей раз обошлось без „а давай ты оставишь ребенка“. Да ты и не знала, что я беременна. Никто не знал, кроме моего гинеколога, записавшего меня на „возвращение к прошлой жизни“ в пятницу в 12.00. Но тебе почему-то захотелось навестить меня в четверг. И не просто навестить, а так некстати рассказать о своих проблемах с деторождением. Ах, у Арчи вялая сперма. Ах, в ней практически нет живых малюток. Ах, ваши шансы стать родителями близки к нулю. Ах, как ты завидуешь всем женщинам, что имеют детей. Очередная ключевая фраза в моей судьбе. Ты завидуешь. Наконец-то. Ты будешь завидовать мне. И вот я уже лежу в изнеможении в задранной до подбородка рубахе. Подо мной лужи крови, а по мне ползет что-то чавкающее и чмокающее. „Девочка! Девочка! Дочка! Наша Натали“, — кричишь ты в видеокамеру (зачем только я разрешила тебе снимать?), и в твоем голосе я не слышу ни единой нотки зависти».

— А сахар у тебя опять белый. Алина, я же столько раз говорила, что надо покупать коричневый.

— Белая смерть звучит оптимистичнее.

— Разве смерть может звучать оптимистично?

«Конечно, может. Еще как. Что такое смерть? Это уход, конец. Зависит от того, что заканчивается. Если что-то плохое, то просто не может быть ничего более оптимистичного. Виват светлому будущему! Ты же сама это сказала, когда я сообщила о своем решении послать Билла подальше. Услышала, что мне надоело бесконечно работать наполнителем его чековой книжки: снимать там, где он скажет, и то, что скажет. Услышала и лишь расхохоталась: „Ты — наполнитель для чековой книжки? А чем же занимается он?“ „Он лишь выставляет счета“, — уныло говорю я. Ты реагируешь мгновенно: „Конечно, с его-то именем“[10]. Ты заставляешь меня, нет, не улыбнуться, — хохотать до слез и кричать с тобой: „Виват светлому будущему!“»

— Так, когда ты едешь?

— Такси через полчаса.

— Надолго?

— Дня на три, как обычно.

— Да?

— Чему ты удивляешься?

— Не знаю. Все-таки Москва. Дом. Ты там так давно не была.