Мелодия встреч и разлук

43

Никогда раньше Гальперину не приходилось бывать под Мурманском зимой. Он бы и сейчас не поехал, если бы не встревоженный голос матери. Этот странный звонок, эти ее надрывные интонации, эта странная просьба срочно увидеться заставляла волноваться. Неужели все это из-за его письма? Да нет. Не может быть. В нем не было ничего предосудительного: обычные вопросы. А что они думали? Что он идиот? Что никогда не поинтересуется, зачем его заставили искать по всему миру незнакомую девицу? Теперь он уже не безмозглый врач-психиатр, которому любую историю можно преподнести под видом исключительно интересного с точки зрения науки случая. Нет, теперь он понимает, что за всем этим что-то скрывается. А как иначе объяснить эти постоянные «Ищи — не ищи». То в лепешку разбейся, но найди Алину, то вдруг с бухты-барахты забудь о ней навсегда. Конечно, не к лицу такие мысли сыну монахини, но он, черт возьми, имеет право знать! Явная нервозность матери только разожгла его любопытство. Если бы она ответила на его письмо письмом или даже вовсе проигнорировала бы его, Влад бы определенно повременил с поездкой. Во всяком случае, дождался бы весны, а еще лучше лета. Зима на берегу Баренцева моря никогда не казалась Гальперину комфортным сезоном. Он бы лучше еще пару-тройку раз смотался в Африку, зной и жару его организм воспринимал гораздо лучше, чем пронизывающий, пусть и южный, дующий с материка ветер и полярную ночь. Кроме того, навещая мать летом, он никогда не отказывал себе в удовольствии вспомнить детство. Смущаясь, брал в монастырской дворницкой снасти и шел на мостки. Часами просиживал над ручьями и радовался: все же есть еще заповедные места, не все поглотила индустриализация. Если повезет, на крючок здесь может попасться и кумжа, и семга. В такие минуты Влад часто вспоминал изгибы Лососинки, на берегах которой вырос. Вспоминал, как рыбачил с теткой и как она увлеченно рассказывала, что всего в пятидесяти километрах от его родной деревни речушка впадает в огромное Онежское озеро, а по нему ходят настоящие большие пароходы — и не откуда-нибудь, а из самого Ленинграда. А потом шли бесконечные истории про город на Неве, про дворцы и фонтаны, про совершенную диковину — разводные мосты и еще про такое огромное количество невообразимых вещей, которые Влад загорелся желанием увидеть. Поэтому, когда представилась возможность, сорвался покорять Ленинград, а тетка тогда удивлялась, почему не к ней — не в Москву? А сама же говорила: «Москва? Ну, что Москва? Кремль да Арбат — вот и вся столица». Теперь-то Влад знает — это не так:

Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром…
…Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы…[16]