Мелодия встреч и разлук

Но это сейчас он закоренелый урбанист — столичный житель, умеющий обходиться без природных красот. Хотя нет-нет да и вспомнит о зеленых холмах, о вековых соснах, о пушистом мхе, об ароматной, кисло-сладкой морошке. Вспомнит, сядет в самолет, и через несколько часов он в Мурманске, а там уж до монастыря недалеко. А в монастыре — мама, а вокруг монастыря — природа, а в природе — детство. Это все ностальгия, слезы и сопли, предаваться меланхолии Гальперин не любит. Иногда позволяет себе расслабиться, да и то летом, в отпуске. Сейчас ни о какой ностальгии речь не идет. Сегодняшняя поездка — вынужденная необходимость. Влад никак не может объяснить себе странного волнения матери, не может понять ее неожиданной просьбы о срочной встрече. Он целиком охвачен унынием: скорее всего речь идет об обыкновенных предрассудках пожилого человека или о желании матери повлиять на судьбу сына. Конечно, его маме это не свойственно: уж она-то точно знает, кто способен влиять на человеческие судьбы, но Гальперин смеет надеяться, что материнского в ней все-таки больше, чем монашеского. Быть может, она просто желает счастья своему ребенку, хочет, чтобы он избежал повторения ее судьбы. Хотя Влад уверен — каждый творит свою судьбу сам. Никто не заставлял его матушку так распорядиться своей жизнью. Когда ему исполнилось четырнадцать и он отправился в питерский экстернат, никто не принуждал ее заканчивать Православный университет и принимать постриг. Гальперин никогда не считал, что виной тому его отъезд: знал, это решение мама приняла давно, но что могло сподвигнуть молодую, интересную женщину распорядиться своей жизнью подобным образом, он не понимал ни тогда, ни сейчас. В этом они были едины с теткой. Хотя не только в этом. Оба врачи-психиатры, оба помешаны на своей профессии, оба ценят общее выше личного. Тетки ему по-настоящему не хватает. Ее уже несколько лет как нет, а он все еще чувствует пустоту. Конечно, последние двадцать лет она практически заменила ему мать. Это к ней он пришел жить после развода с Катериной, это для нее выкупил именно ту квартиру в Замоскворечье, в которой они жили когда-то с матерью. Тетя уже тогда неважно себя чувствовала (шалило давление), боялась гулять с Финчем, поэтому и приходилось отвозить его во время отъездов к бывшей жене, но этот переезд сделал ее по-настоящему счастливой.

— Славочка, я опять сплю в нашей комнате, ты можешь это представить? — восхищенно говорила матери тетя Тоня.

— Не представляю, Тонь. Я давно все забыла.

— Но тебе же было семнадцать, когда ты уехала.

— Я забыла, Тоня!

Мама не желала возвращаться к прошлому, и они с теткой решили ее не тревожить, позволили жить так, как она того хотела. Когда навещали, рассказывали о себе и ни о чем не спрашивали. Правильно делали. Ведь теперь, стоило Владу задать совершенно невинный вопрос, поднялась целая буря. Почему? Отчего? По каким таким причинам? Он скоро узнает. До монастыря осталось каких-то несколько километров. Дорога петляет по заснеженному лесу. Влад пытается разглядеть сквозь замерзшее стекло «копейки», прыгают ли по соснам белки: дышит на морозные узоры, корябает их горячими пальцами. Бесполезное занятие — три часа дня, а вокруг непроглядная темень.

— Чудо техники, — отзывается об автомобиле водитель. — Выбирай: либо ноги отвалятся от холода, либо глаза ничего не увидят.

— Ноги мне, пожалуй, пригодятся, а глаза и так ничего не видят.

Последние двадцать минут пути Влад просто спит. Он утомлен перелетом, тряской в машине и напором тягостных мыслей. Резкий толчок:

— Приехали, командир.

Белые стены монастыря видны даже в темноте, а мать в ее черном одеянии в ночи незаметна. Влад даже пугается, когда она бросается к нему от ворот, едва он выходит из машины.

— Хвала Господу, ты приехал!

— Мама, почему ты здесь? Зачем мерзнешь?

— Пойдем, пойдем скорее, сынок! Устал с дороги? Сейчас накормим, обогреем, — она ведет его через двор, тянет к трапезной. — Матушка Татьяна! — громко кричит, приоткрыв дверь.

— Мам, я не голоден. Давай лучше поговорим. Дай посмотрю на тебя, — Влад поворачивает ее к прожектору. Она отлично выглядит, хотя глаза как-то лихорадочно блестят, а брови хмурятся. Но это наверняка из-за его слов. Ну конечно.

— Ты, видно, забыл, где находишься. Где это видано, чтобы в святых стенах с путником сначала разговоры разговаривали, а потом уже привечали. Иди давай! Не перечь! — она ласково подталкивает его к дверям. Влад подчиняется. Что тут скажешь? — Ешь, а я пойду испрошу благословения на прием дорогого гостя.