Меловой Человек

Дело было в конце июля, почти через два месяца после того ужасного дня на ярмарке и за неделю до дня рождения Толстяка Гава. Все вроде бы вернулось на круги своя, и я был очень этому рад. Я не принадлежал к тем детям, которым нравятся острые ощущения и драмы, — был и остаюсь тем, кому вполне по душе обычная рутина. Даже когда мне было двенадцать, в моем ящике с носками царил порядок, все книжки и кассеты разложены в алфавитном порядке. Возможно, потому, что все остальные вещи в моем доме постоянно пребывали в состоянии хаоса. Для начала, даже сам дом не был до конца достроен. Это обстоятельство, в числе прочих, отличало моих родителей от родителей всех остальных детей, которых я знал. Не считая Хоппо, который жил со своей мамой в старом домике с террасой, большинство детей из нашей школы обитали в симпатичных современных домах с аккуратными квадратными садиками — совершенно одинаковыми.

Мы жили в старом и уродливом викторианском доме, который со всех сторон окружал лес. На заднем дворе раскинулся гигантский сад, границу которого я так и не смог найти. А на втором этаже как минимум в двух комнатах на потолке зияли такие большие дыры, что сквозь них можно было увидеть небо.

Родители купили эту викторианскую развалину, когда я был совсем маленьким, то есть восемь лет назад, и, насколько я мог судить, работы и сейчас хватало. Если главные комнаты выглядели вполне жилыми, то стены в коридорах и на кухне были жутко ободранными, а полы голыми, без единого коврика.

Наверху располагалась старая ванная комната: доисторическая эмалевая ванна, в которой, в свою очередь, помещалась резиденция местного паука. Еще там находились протекающая раковина и древний унитаз с длинной цепью для смыва. Душа у нас не было.

В мои двенадцать лет все это казалось мне до ужаса постыдным. У нас даже не было электрокамина. Чертово средневековье.

— Когда мы закончим ремонт? — спрашивал я иногда.

— Для этого нужны время и деньги, — обычно отвечал папа.

— А разве у нас нет денег? Мама же врач. Толстяк Гав говорит, что врачи зарабатывают кучу денег.

Папа вздыхал:

— Мы уже обсуждали это, Эдди. Толст… Гэвин не знает всего. А ты должен помнить, что моя работа не так хорошо оплачивается, как некоторые другие… или хотя бы обычные.

После этого я несколько раз чуть было не ляпнул ему в ответ: «Так почему ты тогда не найдешь себе нормальную работу?!» Но это больно ранило бы папу, а этого я делать не хотел.

Я знал, что он и так часто чувствует себя виноватым из-за того, что не зарабатывает столько же, сколько и мама. Да, он писал для журналов, но между делом пытался создать и собственный роман.

— Все изменится, когда я стану знаменитым писателем, — часто говорил он, смеясь и подмигивая. Он делал вид, что шутит, но про себя я всегда думал, что он верит, будто когда-нибудь это действительно случится.

Но этого так никогда и не случилось. Хотя могло в какой-то момент. Я знаю, что он разослал свои рукописи нескольким агентам, и некоторые из них даже заинтересовались. Но почему-то из этого так ничего и не вышло. Возможно, если бы он не заболел, то смог бы когда-нибудь добиться желаемого. Когда болезнь добралась до его головы и начала пожирать сознание, первым делом она поглотила то, чем он дорожил больше всего, — умение обращаться со словами.

Я глубже вгрызся в мороженое.

— Пока не думал об этом, — ответил я Хоппо.

Я солгал. Я думал об этом, думал много и долго. Этот подарок представлял собой настоящую проблему. Толстяк и без того имел все, трудно было понять, что еще можно ему купить.

— А ты? — спросил я.

Тот пожал плечами:

— Не знаю пока что.

Я решил сменить тактику:

— Твоя мама пойдет на вечеринку?

Хоппо скривился:

— Точно не знаю. Может, ей придется работать.

Мама Хоппо работала уборщицей. Ее старенький «Робин Релиант», груженный швабрами и ведрами, частенько с грохотом проезжал по нашей улице.

Железный Майки называл ее цыганкой, когда этого не слышал Хоппо. Мне казалось, что это довольно грубо, но, надо признать, она, с ее всклокоченными седыми волосами и платьями-балахонами, действительно немного напоминала цыганку.

Понятия не имею, где был отец Хоппо. Он никогда не рассказывал о нем, но я всегда думал, что он бросил их, когда Хоппо был еще совсем маленьким. У него был старший брат, но тот вроде бы ушел в армию. Вспоминая прошлое, я часто думаю о том, что мы все держались вместе, потому что ни у кого из нас не было «нормальной» семьи.

— А твои мама и папа будут? — спросил Хоппо.

— Думаю, да. Просто… надеюсь, что они не превратят это все в тоску болотную.

Он пожал плечами:

— Все будет хорошо. Там же будет фокусник.

— Ага.

Мы ухмыльнулись друг другу, а потом Хоппо сказал:

— Можем пройтись по магазинам, если хочешь, поищем, что можно подарить Толстяку Гаву.

Я засомневался. Мне нравилось гулять с Хоппо. С ним не нужно было казаться умнее, чем ты есть. Или напрягаться. С ним я чувствовал себя очень легко.