Меловой человек

Я снимаю с верхней полки несколько коробок и начинаю искать. В первой — ничего, во второй тоже. Чувствуя некоторое смятение, я открываю третью.

Когда отец умер, я получил еще одну открытку. Там было всего два слова: «Мне жаль». И подпись — «Н.». И еще — телефонный номер. Я никогда по нему не звонил.

Мой взгляд останавливается на мятой открытке с пейзажем Борнмута. Я хватаю ее. Бинго. Достаю мобильный.

Гудки звучат и звучат. Наверное, этот номер уже недействителен. Она могла сменить его. Это вполне…

— Алло?

— Никки, это Эд.

— Эд?

— Эдди Адамс…

— Нет-нет, я узнала тебя, просто удивилась, вот и все. Прошло так много времени.

Это да. Но я до сих пор с легкостью могу определить, когда она лжет. Она не удивлена. Она обеспокоена.

— Я знаю.

— Как ты?

Хороший вопрос. Есть много вариантов ответа. Я выбираю самый простой.

— Бывало и лучше. Слушай, я понимаю, что все это очень неожиданно, но… мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

— Мы ведь уже разговариваем.

— Лицом к лицу.

— Но о чем?

— О Хлое.

Пауза. Такая длинная, что мне начинает казаться: она просто повесила трубку.

А затем она говорит:

— Хорошо. Я заканчиваю работу в три.

Поезд в Борнмут приходит в три тридцать. Всю дорогу я делаю вид, что читаю, хотя на самом деле просто листаю страницы последней книги Харлана Кобена.[25] После того как поезд уползает прочь, я присоединяюсь к толпе людей, идущих к набережной. Перехожу дорогу и углубляюсь в Борнмут-Гарденс.

Несмотря на то, что Борнмут всего в двадцати милях от нас, я редко здесь бывал. Не очень-то я морской человек. Даже в детстве я очень боялся огромных накатывающихся волн, и меня жутко бесило то, как песок расползается между пальцами и засасывает ноги. Однажды я увидел, как люди зарывают в песок недоеденные сэндвичи. Меня это страшно возмутило. С тех пор моя нога не ступала на песчаный пляж — по крайней мере без шлепанцев или кроссовок.

Пусть сегодня не самый жаркий день, в Борнмут-Гарденс все равно довольно много людей. Они гуляют и играют в мини-гольф, который я просто обожал в детстве. Я выхожу на набережную и иду мимо пустыря, на месте которого раньше стоял гигантский кинотеатр IMAX, много лет не работавший и постепенно обветшавший, следую через аллею с аттракционами и наконец нахожу кафе, обращенные к морю. Я усаживаюсь в одном из них, баюкаю в руках теплый капучино и курю. Здесь занят только один столик. За ним сидит молодая пара: девушка с короткими обесцвеченными волосами и парень с дредами и пирсингом. На их фоне я выгляжу таким старым и таким благопристойным.

Достаю книгу, но все равно не могу сосредоточиться. Смотрю на часы. Почти половина пятого. Еще одна сигарета — третья за полчаса. Я тянусь к огоньку зажигалки, прикуриваю, поднимаю взгляд — Никки стоит прямо передо мной.

— Это просто отвратительно, — говорит она, кивая на сигарету, и выдвигает стул. — А еще найдется?

Я передаю ей пачку и зажигалку — какое счастье, что у меня не дрожат руки. Никки прикуривает, давая мне возможность как следует разглядеть ее. Она выглядит старше. Это точно. Время заштриховало морщинами ее лоб и уголки глаз. Рыжие волосы теперь прямые, в них проглядывают прядки посветлее. Она все еще стройная, на ней джинсы и рубашка. Под аккуратным макияжем взрослой женщины виднеются веснушки и та девочка, которую я знал.

Она вскидывает взгляд:

— Да, старуха. И ты тоже.

Я внезапно четко осознаю, каким выгляжу в ее глазах. Жилистый взлохмаченный мужчина в мятом пиджаке, рубашке и плохо завязанном галстуке. Мои волосы в ужасном состоянии, на мне очки для чтения. Чудо, что она вообще меня узнала.

— Спасибо, — говорю я. — Рад, что мы оба стали такими серьезными.

Она смотрит на меня ясными зелеными глазами:

— Знаешь, что странно?

Очень даже знаю. Слишком многое.

— Что?

— Меня не очень удивил твой звонок. На самом деле я даже ждала его.

— Я не был уверен, что смогу дозвониться.

К нам подходит официант — весь в черном, с хипстерской бородкой, которую ему явно еще слишком рано носить, и торчащей челкой.

— Двойной эспрессо, — говорит ему Никки.

Он едва заметно наклоняет голову, давая понять, что услышал заказ, и исчезает.

— Ну так? — Она снова поворачивается ко мне. — Кто начнет, ты или я?

Я внезапно осознаю, что понятия не имею, с чего начать. Смотрю в чашку в поисках вдохновения, но ничего не приходит. Я решаю начать с самого очевидного.

— Так что, ты решила остаться в Борнмуте?

— Я уезжала на время по работе. Но да, вернулась.

— Понятно. И чем ты занимаешься?

— Это неинтересно. Вожусь с документами.

— Здорово.

— Ни капли. Зверски скучно.

— Ясно.

— Ну а ты?

— Учу… Я теперь учитель.

— В Эндерберри?

— Да.

— Ты молодец.

Возвращается официант и приносит ей кофе. Она благодарит. Я отпиваю из своей чашки. Все движения — осторожные и выверенные. Мы оба жутко напряжены.

— Как мама? — спрашиваю я.

— Она умерла пять лет назад. Рак груди.

— Мне жаль.

— Да не стоит. У нас не все было гладко. Я ушла из дома, когда мне исполнилось восемнадцать. И с тех пор мы не очень-то часто виделись.