Мельранский мезальянс

Я вздохнула, Рей крепче сжал ладонь, а Фаскраф резко встал, словно принял решение.

Я, думала, он начнет разговор о планах Мелинды на счет ребенка. Но вместо этого врач подошел к одному из аппаратов жизнеобеспечения. Сегодня он радостно мигал зеленым и желтым. Насколько я поняла, это был хороший знак. Не самый лучший, но неплохой. Вчера почти все лампочки горели красным и фиолетовым. А после того как мельранцы дали Мелинде своей крови, замигали, меняя цвет на зеленый и желтый. Тогда-то Фаскраф и расслабился, заметно успокоился.

Мелинда следила за врачом внимательно, настороженно, словно что-то почувствовала.

Фаскраф нажал одну из мигающих желтым кнопок и перед нами всплыло трехмерное изображение ребенка! Малыш выглядел слишком большим, слишком развитым для срока Мелинды и в то же время с ним явно было что-то не так.

Улыбка стерлась с лица подруги. Она напряженно вгляделась в картинку, неестественно выпрямилась и втянула щеки.

Фаскраф ткнул пальцем в нужное место, и я поняла — что же не так с маленьким. Сердце ребенка билось неровно, то ускорялось, то замедлялось. Из-за беззвучия обследования я не сразу обратила на это внимание.

— Мелинда, я должен объяснить ситуацию, — спокойно произнес врач, словно говорил о чем-то рядовом, обыденном. Хотя… ребенок еще мал, для медиков он даже не человек, не мельранец — плод. — Из-за вашей псевдокомы сердце ребенка развилось неравномерно. Если оставить все как есть, с девяноста девяти процентной вероятностью ребенок погибнет и выйдет из вас без проблем.

Мелинда всхлипнула, дернулась и вскрикнула:

— Да как вы можете! Он живой! Он толкается… Он… — подруга захлебнусь слезами и посмотрела на Фаскрафа как на бога. Врач закатил глаза — кажется, именно этого взгляда он и боялся. — Сделайте что-нибудь, — взмолилась Мелинда. — Пожалуйста.

— Мелинда, вы помните наш разговор, в консультации, на Земле? — Фаскраф сел рядом со мной на стул, сложил руки на коленях. — Тогда вы спрашивали можно ли избавиться от ребенка и очень расстроились что нельзя. А теперь… теперь…

— А теперь это мой ребенок! И я хочу его! Я люблю его! Я мать! — воскликнула подруга, и, закрыв лицо руками, снова разрыдалась — так горько и обреченно, что мне самой захотелось плакать.

Я понимала — с Мелиндой играют злую шутку гормоны беременности, предельно обостряют эмоции, а энергия индиго доводит дело до абсурда. Но я слишком долго жила, чтобы рассчитывать, что с потерей ребенка все забудется и нормализуется…

Я смотрела на Мелинду и вспоминала внучку после выкидыша…

Бледное, осунувшееся лицо, впалые глаза и взгляд — какой-то чужой, словно Арина больше не здесь, а где-то там, где еще жив ее ребенок и все выглядит светло и радужно.

Тонкие пальцы с обкусанными ногтями вцепились в синий шерстяной плед в красную полоску, тянут его на грудь. Синюшные губы вздрагивают.

— Ариночка? Ты поела? — спрашивает Дарина, жена моего Ярика.

Девочка вздрагивает от вопроса как от удара, смотрит на нас своими нездешними глазами и вдруг захлебывается в слезах.

— Зачем? Есть? Зачем? Я не хочу…

Я закусила губу, стараясь вынырнуть из тоскливых воспоминаний в не менее тоскливую реальность. И очень вовремя — Фаскраф как раз разразился объяснениями:

— Хорошо, есть вариант. Если Галлиас даст достаточно гормона роста, мы введем его вам. И, возможно, сердце ребенка выправится. Но вы должны понимать — в текущей ситуации я не могу давать гарантий. Я никогда вас зазря не обнадеживал. И начинать сегодня не собираюсь.

Не успел Фаскраф договорить, Мелинда вскочила, и, как была босая, в свободной белой пижаме, подбежала к нему.

— Пожалуйста… помогите… — всхлипнула снова.

Словно понимая, что обращаться нужно не только к врачу, подруга посмотрела на меня, на Рея и повторила.

— Помогите.

И не успела я слова сказать, как Рей встал, и пообещал:

— Даю слово, сегодня же Галлиас будет тут и сдаст столько гормона, сколько нужно.

Рей провел рукой по моей спине — особенно ласково, нежно, резко крутанулся на пятках и стремительно вышел из палаты. А я… я бросилась следом.

Я догнала мельранца в холле реанимации, бросилась ему на шею и обняла, крепко-крепко. Жаркие руки Рея прошлись по телу. Он окаменел, весь и сразу, вновь слишком остро отреагировав на нашу близость. Уткнулся лицом в мои волосы, вдохнул, и шепнул на ухо.

— Лиса. Я скоро вернусь.

И почему-то от этих слов больно кольнуло сердце. Я прижалась к Рею сильнее, и вдруг накрыло странное, совершенно нелогичное, но очень сильное ощущение. Казалось — отпущу его сейчас, и случится нечто ужасное, непоправимое.

Оно никак не связано ни с глупостью и жадностью Галлиаса, ни с ребенком Мелинды. Его, словно ветер черную тучу, несет откуда-то со стороны. Но от этого не легче.