Слишком светлые коридоры, ядовитый запах хлорки, скрипучие двери отделений, толпы несчастных, в пижамах и домашних халатах всех цветов радуги. Почему несчастных? Не знаю… Тогда все лица для меня словно осунулись, посерели, глаза излучали вселенскую тоску.
Помню, как меня пошатнуло возле койки в реанимации. Мама открыла глаза, и я просто взяла ее за руку. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
Молча, в звенящей тишине, под тиканье часов на стене и пиканье приборов у чужой кровати.
Слова прилипли к языку, в горле разрастался колючий ком. Пришлось до боли стиснуть челюсти, чтобы сдержать слезы. Мама мягко улыбнулась –одними уголками губ, лучистыми золотисто-карими глазами, и тоже промолчала.
Я старалась не смотреть на катетеры в почерневших от лекарств венах самого любимого человека на свете, не замечать как часто и прерывисто она дышит.
Я просто ощущала маму. Рядом. Со мной. В последний раз.
А когда вышла из палаты, в спину полетели слова дежурного врача:
– Она перестала дышать…
И я шла по коридорам, куда-то, наверное, на выход. Сжимала в руках мамин паспорт, который зачем-то достала из сумки. Поглаживала ее фото – строгое, черно-белое, с очень короткой, аккуратной стрижкой. И не понимала – как же так? Вот же она! Вот ее дата рождения, вот место прописки. Но мамы больше нет…
Я смахнула слезы с глаз и снова огляделась.
Так! Мила, не время и не место раскисать окончательно. Но почему я снова одна? Черт! За что?
Яркий блик из окна полоснул по лицу, и я зажмурилась.
«Ми… ла… Ми… ла… где?» – прозвучало в голове. Я узнала бы голос Раса в воде, в невесомости, и в голове тоже. Вспомнились его слова о том, что индиго могут общаться мысленно, только нужно научиться, натренироваться.
Я потянулась к Расу, попыталась услышать его, почувствовать. На долю секунды, секунду почудилось, что мельранец близко, только руку протяни. И вдруг… все пропало.
Я вернулась в постель, села по-турецки и вспомнила дыхание во время йоги. Медленные, ритмичные, неглубокие вдохи, и такие же, протяжные выдохи. Тело стало легким и невесомым, голова звонкой и ясной.
И снова показалось – Рас близко. Его мысли, эмоции вот-вот вольются в голову, и я докричусь до своего принца. «Ми-ла-на», – донеслось, словно очень издалека – глухо, едва слышно, чуть различимо. Но… уже спустя секунду все исчезло. Казалось, нас с мельранцем разделила глухая стена, и я билась в нее, всякий раз, когда пыталась с ним связаться. От бесплотных усилий, от страха, что телепатическая ниточка оборвалась навсегда, тело покрылось испариной, в голове зашумело, сердце застучало быстро и рвано.
Но я продолжала и продолжала, пока на плечи не навалилась вселенская усталость. Упругие мышцы стали вялыми, дряблыми, шея заныла, голова казалась пустой и гулкой. Я бессильно откинулась на покрывало, и распласталась на кровати, натужно переводя дух.
Нет, так сразу, с налету, без тренировок ничего не выйдет. Рас предупреждал, рассказывал…
Что ж! Я терпелива. Вернее, наберусь терпения. Я выберусь! Я победила смерть, выжила в ужасных экспериментах Юнджиана, избежала рабства у Свангарда Лимраньи. И здесь, сейчас я не сдамся!
Пшшхххр…
Я вздрогнула, присела, обернулась на дверь, и вздох облегчения вырвался из груди, вперемешку с разочарованным вздохом.
На пороге стояла потерянная Лу, в непривычных для нее темных брюках и блузке. За полузулубкой возвышалась крепкая, жилистая мельранка, похожая то ли на пловчиху, то ли на спортивную гимнастку.
Как ни странно, лицо девушки выглядело открытым, простоватым, но привлекательным. Светло-зеленые глаза смотрели приветливо, и это очень сбивало с толку. Уж слишком не походила она на злобного похитителя или его «прихвостня».
Аккуратное серое платье-униформа, чуть ниже колен, сидело на мельранке как влитое.
– Простите. Мы не поняли приказ хозяина, – виновато промямлила она, нервно теребя юбку. – Вам разрешено общаться с соседкой, и выходить в закрытый зал этого этажа разрешено тоже. А мы вас заперли… Ну, слуги… Сглупили. Днем хозяева очень заняты. Сегодня особенно. И, к несчастью, не могут оказать вам нормальный прием… – она уронила взгляд в пол и принялась изучать мягкое кофейное покрытие, с невысоким ворсом.
– Плохая новость в том, что нас похитили, – выступила в роли капитана Очевидность Лу. – Хорошая новость в том, что относятся к нам тут хорошо. И обещали к завтрему встречу с хозяевами. Они расскажут – что от нас требуется, когда и на каких условиях нас выпустят на волю.
– А пока я хотела бы знать, что принести на обед и чего не хватает в ваших временных апартаментах, – вмешалась служанка.
Меня резко захлестнула злоба. В груди клокотало, ярость накатила удушливой волной. Я стиснула челюсти до зубовного скрежета, сжала кулаки до боли в суставах. Захотелось броситься на девушку, до крови расцарапать ее лицо, расквасить нос, молотить и драть ногтями, пока не отцепят.
Лу посмотрела с таким пониманием, сочувствием, что я почти удивилась, пока не дошло. Вот я склеротик! Она же эмпат!