Мембраны

Во сне она увидела человека, покрытого с головой многослойной белой одеждой. Он что-то говорил, не разобрать, как будто слова были на неизвестном языке. Одежда его сверкала, солнце било в глаза и мешало Аделине получше его рассмотреть. За спиной у незнакомца море и небо смыкались, образуя ярко-розовую линию горизонта. Человек махал Аделине рукой. Лицо его было встревоженным. Вдруг солнце во сне погасло, небо почернело, море покрылось волнами. Завыл ветер. Вой нарастал и нарастал, словно тонкими железными трубочками врезаясь в мозг. Аделина металась, бегала вдоль берега и искала человека в белой одежде.

Сон прервали резкие гудки домофона.

Глава 3. Вторжение

– Дюша, открывай, это мы, – в домофоне звучал веселый голос бывшего мужа.

– Мы? – повторила Аделина, машинально нажимая кнопку на трубке.

Сашка пришел, как всегда, без предупреждения. От прозвища «Дюша» Аделину бросило в жар. «Дюша-индюша», то есть толстая и кудахчет. Оно и раньше ей не нравилось. Только она это привыкла скрывать – терпела.

В квартиру ввалился заметно располневший бывший муж Сашка с крупным карапузом на руках. Мальчик держал игрушечный пистолет. Осмотрев коридор и отметив присутствие в нем неизвестной тети, он, не задумываясь, наставил пистолет на нее. Аделина не могла выговорить ни слова – вопросы застряли в горле.

– Милка умотала на учебу, мелкого некуда девать. А мне надо на час буквально. – Саша умело раздевал ребенка.

Толстенький белокурый малыш прижался к отцу и спрятал лицо в его рубашку, торчавшую из расстегнутой куртки. Аделина заметила, что рубашки на малыше и на отце были одной и той же расцветки. Впрочем, светлые жиденькие волосенки на их головах были также будто созданы одним и тем же мастером.

Аделина в растерянности смотрела на мальчика. Теоретически она, конечно, знала о его существовании, но видела впервые. Сейчас ей было не до гостей и не до чужих детей. Она терла воспаленные глаза и пыталась вспомнить, когда они виделись с Сашкой последний раз? Год назад? Полтора? Как же его разнесло-то.

– Познакомьтесь, это Максим Александрович Повиликин, – проигнорировав растерянный вид Аделины, продолжал Саша, сделав голос забавно-детским, – А это тетя Дюша.

Саша показал пальцем на Аделину, потом погладил сына по спине, потрепал за полные плечики, и сказал все тем же игрушечным голосом, чтобы он слушался тетю, и что папа скоро вернется. Малыш хлопал бесцветными ресничками и кривил лицо, уже понимая, к чему все идет. Внезапно раздался протяжный детский крик, окончательно заглушивший попытки Аделины возразить.

– Даже не думай его здесь оставлять! – произнесла она не очень уверенно.

– Да перестань. – ухмыльнулся Сашка, – Дай ему конфету какую-нибудь или пряник. У тебя пряник-то хотя бы есть? Или все как раньше?

– Вафли есть, – скатилась к привычным оправдывающимся интонациям Аделина. Она не могла сопротивляться нахрапу Сашки.

– Вот, дай ему, пусть грызет. От сладкого мы, Повиликины, становимся тихими.

Саша это говорил, перекрикивая сына и набирая чей-то номер на мобильном телефоне. Дверь захлопнулась. От громкого хлопка ужас ребенка усилился, и он завыл еще пронзительнее. Аделина вспомнила – в спальне валялся старый плюшевый заяц. Семейная реликвия. Несколько поколений детей в их семье укладывали этого зайца спать и пели ему колыбельные. Одно ухо у него было надорвано и шерсть свалялась, но какая-никакая игрушка.

– Хочешь поиграть? – осторожно спросила Аделина Максимку, протянув зайца.

Повиликин-младший перестал кричать и сосредоточил взгляд на игрушке. Цепкими пухлыми ручонками взял, пощупал пластмассовый нос, потрепал хвостик, оторвал окончательно ухо. Отшвырнув в угол остатки зайца, быстро убежал на кухню. Там он схватился за штору, спрятал в нее лицо и снова начал плакать. Решающую роль сыграла пачка вафель – Максимка уселся на коврике и принялся строить дом из хрупких брусочков. Аделина наблюдала за уменьшенной копией Сашки и думала, как хорошо бы было, если бы это она, а не какая-то посторонняя женщина, родила его. Жизнь была бы осмысленнее – она читала бы ему книжки и водила в садик.

– А у меня рак, – громко сказала Аделина малышу.

– Ак, ак, – повторил Максимка и потащил вафлю в рот.

Слово «рак» в устах ребенка превращалось во что-то совсем не страшное, мультяшное, забавное. «Ак», сказанное Максимкой, не могло быть смертью.

Опять загудел домофон. Ребенок встрепенулся, надеясь, что это папа, и ринулся в коридор. На повороте споткнулся, влетел в косяк, и ударился выпуклым лобиком. Аделина взяла ребенка на руки, но он вырывался и кричал. На лбу образовалась заметная шишка. В трубке домофона кричали не менее надрывно, чем Максимка:

– Сейчас же откройте! Немедленно! – требовал женский голос.

– Ошиблись, – ответила Аделина и повесила трубку, начиная догадываться, кто это мог быть. Домофон загудел настырнее.

– Я сейчас с полицией приду! – пообещал голос.

– Вы в какую квартиру? – спросила Аделина, раздумывая, открывать новой сашкиной жене или прикинуться глухой старушкой?