Меморандум

— Может, в честь нового спонсора, добавить консерву? — предложила продавщица, без всякого интереса кивнув в мою сторону.

— Добавь, рыбонька. На твое усмотрение.

Прилавочную композицию дополнила банка сайры в масле, секундой позже еще и шоколадный батончик. Я оплатил предъявленный устно счет, Сергей мигнул Тане всем корпусом, обнял пальцами за талию темно-зеленую ёмкость, смёл остальные товары в подол рубашки, и мы покинули торговую точку. Через три минуты мы уже сидели на берегу то ли речки, то ли ручья под сенью густого кустарника и предавались кулинарному разбою с применением холодного оружия в виде складного ножа. Мой отказ употреблять спиртной напиток Сергея вовсе не огорчил.

— Продолжим? — робко напомнил я о цели нашей встречи.

— Давай, Леха, теперь всё как по маслу пойдет.

— Итак, ты пришел в храм и стал исповедоваться?

— Не-а, я просто бараном стоял, слушал хор и меня отпускало. Так было года два. Потом как-то подозвал меня к себе поп пузатый и стал грехи выпытывать. Я чего-то наврал… Он еще спросил. Я опять наврал. Тогда он скривился и сказал: если не хочешь со мной серьезно разговаривать, ступай к старцу Фоме. Он с такими недоумками любит возиться. Так я здесь и оказался. А старец на самом деле оказался не попом, а священником. Всего тебя насквозь видит. Рентген! Ты, кстати, знаешь разницу между попом и священником?

— Не уверен.

— Между попом и священником такая же разница, как между Иудой Искариотом и апостолом Петром.

— Ладно, я об этом со старцем лучше поговорю, — пресёк я осуждение священства, которое почитал за великий грех. — Так что же, ты и здесь продолжаешь пьянствовать и блудить?

— Да. То есть не совсем. Сначала пил и за одной местной дамочкой ухаживал. А потом старец устроил мне отчитку по полной программе… Знаешь что это?

— Экзерсис? Изгнание этих самых, которых и поминать не следует?

— Вроде того… Я тогда во время его молитвы таких гадостей насмотрелся, до сих пор вспоминать страшно. Будто в преисподней побывал. Ну, испугался, конечно… Не пил больше года, а потом обратно сорвался. Так и живу: запой-трезвость-запой. Да старец уже на меня рукой махнул. Сказал, что у меня судьба такая — трагическая…

— Сочувствую…

— Это вряд ли, — вздохнул он. — Ты ведь не пьешь. Значит и понять меня не можешь.

— А ты причащаешься?

— Обязательно, раз в месяц.

Тут и вырвался из меня вопль души, слегка приглушенный дурным воспитанием:

— Неужели это возможно!

— Еще как!

— И не страшно?

— Это по-разному. Бывает страшно, а чаще всего нормально.

— Так, Серега, ты продолжай разврат, а мне нужно… по делу…

— Давай.

Старец сидел на скамье у входа в храм, подставив лицо последним лучам уходящего за горизонт солнца, пальцы перебирали четки. Мне было очень стыдно прерывать минуты покоя и молитвы, но меня всего колотило, поэтому перекрестился и присел на скамью.

— Что, удивил тебя наш Сережа? — не открывая глаз, едва слышно произнес старец.

— Не то слово, батюшка! У меня такое чувство, будто я в выгребную яму свалился.

— Что ж, иногда и это бывает полезно.

— Шутите? — Я разглядывал ухо старца, из которого вытекал тонкий ручеек седых волос, вливаясь в основное волосяное русло. Я свои в ушах стыдливо выстригал. А старец позволял им расти вместе с волосами головы, заправляя за воротник подрясника на спину. Волос Христа тоже, по преданию Лентулла, не казались ножницы, да и вообще рука человеческая, кроме Матери в детстве. Старец подражал Господу даже в мелочах.

— Если только самую малость.

— Батюшка, дорогой, объясните мне, глупому, как такое возможно — и пьянствовать, и блудить, и священство осуждать — и преспокойно причащаться Святых Тайн?

— Всё возможно в укрепляющем меня Христе. Помнишь, откуда?

— Из Апостола, кажется.

— Верно, из Послания апостола Павла к Филлипийцам. Когда Спаситель впервые причащал апостолов, они прежде не исповедовались, ни постились, а между собой такое говорили, я бы на месте Господа на них епитимью наложил. Почему же Иисус их причастил? А потому что они разумом были подобны детям, а Отец их прощал и снисходил. Таков и наш путь: всех прощать, кроме себя, и снисходить к немощам ближнего.

— А как же осуждение священства?

— А ты различаешь осуждение и обличение? Разберись при случае. Я же тебе завещаю, если от меня услышишь нечто, идущее в разрез с Евангелием или Апостолом, — не слушай таких слов и подчиняться им не смей. Священник есть образ Первосвященника Христа Иисуса, и если он замутняет сей великий Образ, то перестает им быть. Такому и верить не следует. Знаешь, с некоторых пор в нашу Святую Церковь, как тараканы, полезли разные темные людишки. Зачем? А за своим чисто мирским: кто квартиру бесплатно приобрести, кто за деньгами, кто за властью над людьми, а кто чтобы прославиться. Потому, когда Царь вернется на свой законный престол в Кремле, первое, чем он займется, чисткой Церкви от теплохладных иереев. Только думается мне, что большинство таковых сами удерут в Иерусалим встречать антихриста, да еще с прискоком, вприпрыжку.

— А мы?..