Читаем Memoria полностью

ТеперьНе хуже, не лучше других —Равноценна моя строка.Потому, что это не стих:Иероглиф и знак векам.Потому, что это не боль —Сгусток истории в нас.Как лучину эпоха колетДушу, чтоб ярче зажглась.Не чадила б — стихом горела,Красным пламенем осветивЧеловечье черное делоИ скорбных мечтаний взрыв.

***

Если бы ангелы в небе были,Неужели б ониВ трубы свои не трубили,Не зажигали огни,Кликами не собирали ратей,Чтобы броситься, крыльями трепеща,В этот дом, где как в кратереПлавит, зажав в клещах,Души и жизни —Страх?Расплавленное течет, пузырясь,По круглой земле.Если бы ангелы были,Зажмурились бы они —Не глядеть,Как по земле щербатойИз человечьей лавыЛопатойСтроится пористый ком,Катить по земле щербатой.


* Зеки были лишены права писать и читать книги. Единственной формой передачи пережитого были стихи, которые передавались изустно. (Примечание автора)


А тот, на огромном плакате,Смотрит кошачьим зрачком,Как струитсяЧеловеческой лавы поток.Ангелы, может, могли бы молиться.Мы — лишь сжимаем висок.Шпалерная. 1937

***

Лежу я, глаза закрыв,Стук колес бесконечен и мерен...Может быть, ты и жив?Может быть — не расстрелян?В дожде паровозный гудокИ уходят леса Сибири.Мир в крови, как в реке, намок,Поток — разливается шире...Из пены торчат сукиРазрушенных существований.Как тигр, обнаживший клыки,Лижет реку Неведомое Сознанье.И поезд уходит, дрожа,Под тяжестью нашей обиды.Может быть, не был курок нажат?Может — ты дышишь и видишь?

***

Ветер — тонким песьим воемЗавывает за горойВзвод стрелков проходит строем.Ночь. Бараки. Часовой.Это — мне, а что с тобою?Серый каменный мешок?Или ты прикрыл рукоюПулей раненный висок?Магадан. Осень 1937

***

Был он высокий и стройный,С гибкой походкой упругой.Мог он спокойно,Коню подтянув подпругу,В седле наклоняться, с размахуС земли поднимая папаху,И под черными усамиПробегало точно пламя —Блеск насмешливой улыбки.А теперь — бредет не шибко,В черном порванном бушлате,Добывать в земле богатойПламя золота чужого...Он с утра стоит, готовыйВ снег упасть от истощенья...И дрожат руки движеньяЗа тяжелою кайловкой,Под заряженной винтовкой.Это все отец народовДал как счастье и свободу.Магадан. 1937/?/

***

От кремня острым билом можноТонкие отбить осколки.Смачивая их, осторожноСтачивать камень колкий.Нож получается гладок,Отточен, хорош...Скажи, а ты знаешь, что надо,Чтобы из сердца — сделать нож?

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное