Читаем Memoria полностью

Что же — значит, истощенье?Что же — значит, изнемог?Страшно каждое движеньеИзболевших рук и ног...Страшен холод...Бред о хлебе.Хлеба... хлеба...Сердца стук.Далеко в прозрачном небеРавнодушный солнца круг.Тонким свистом пар дыханья,Это — минус пятьдесят.Что же? Значит — умиранье?Горы смотрят. И молчат.Колыма. Эльген. Зима 1940


Барак ночьюСвет погас. И, умирая,Стынет тонкой коркой сальца.Темноту сознанья раздвигаяОсторожно — ищут пальцы.Я живу в концах ладоней,Улетая прямо к звездам.Лес тяжелый ветки клонитЗа окном, в тиши морозной.Кто-то мечется по бревнам,Тенью-мышью пробегая,Кто-то рядом дышит ровно,Ты ли дышишь, дорогая?Колыма. Мылга. 1939

***

Тихо пальцы опускаюВ снов синеющую воду.Снег весенний в полдень тает,Оседая — пахнет медом.По лесам проходят тени,Улыбаясь дальним склонам,В неба колокол весеннийСолнце бьет широким звоном.Я сижу, смежив ресницы,В пальцах сны перебирая.И душа — тяжелой птицейК небу крылья поднимает.Колыма. Май 1939

***

Ходит большое солнце,Смотрит на круглую землю.В каждом цветке есть донце,Чаша, что вверх подъемлет.В ней дрожат росяные капли,Когда солнце уронит взгляд.Корневища белые лапкиСолнцу соком кадят.Каждый цветок — распускается,И пахнут его лепестки.Сердце — цветок, что качаетсяНа тонком стебле тоски.Калыма. Эльген. 1940171Время пастушества

***

Синие горы драконьим хребтомВрезались в небе белесом.В поступи конской тревога о том,Встанет ли солнце над лесом?Или — останется здесь навсегдаМуть комариного жала?Будет чернеть по болотам вода,Будут над нею гудеть овода,Белая ночь превратится в года,В ужасе будем искать мы тогдаСолнце, что в небе пропало.Кто же, кто вскочит и взбросит для насНа небо солнце тревожно?Тысячи рук и потупленных глазМолят о том осторожно.Калыма. Дорога на Мылгу.Ночные болота. 1938


Женский барак ночьюХвост саламандры синеет на углях,Каплями с бревен стекает смола.Лампочки глаз, напряженный и круглый,Щупает тени в далеких углах.Чья-то ладонь в полутьме выступает,Дышит тяжелыми ребрами дом.Бьется, как птица под крышей сарая,Маленький Эрос с подбитым крылом.1939/?

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное