Memoria. Воспоминания, рассказы, стихи

У Гали Сокол одна рука, у Рузи Зарубы – две, но одна искалечена, так что на троих – четыре руки. Но, собственно, не поэтому даже мы качаем втроем – так удобнее заниматься: под ритм работы идет урок русской истории. Их обеих взяли из четвертого класса гимназии, я хочу, чтобы они учились, прошли больше и глубже то, что можно пройти без учебников. Надо, чтоб не отвыкли думать, не заросли мхом молодые мозги.

Начинаю:

Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед:
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
А эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Узнали наши предки…

Русская история от Гостомысла… Они любят Алексея Толстого, ведь он украинец, а историческая последовательность событий в четверостишиях лучше запоминается: не спутаешь, что после чего. К четверостишиям можно развернуть картины, дающие вкус и запах эпохи.

Мы вместе с Алексеем Толстым увлекаемся Киевской Русью. Какая мощная, прекрасная культура цвела во времена Ярослава Мудрого… Связи со Скандинавией и Востоком, общение со всей Европой… Анна Ярославна – королева французского двора. Какой высоты достигла литература к XII веку! Я рассказываю им «Слово о полку Игореве».

Не люблю самодержавной Москвы! Мы на стороне Господина Великого Новгорода в его борьбе с Москвой, мы преклоняемся перед Марфой Посадницей…

Город воли дикой,
Город буйных сил…
Новгород Великой
Тихо опочил…

– Такой романс есть на эти слова, девчата! Только я петь не умею… вот кто-нибудь спел бы…

Но некому петь здесь.

Каждое утро, приправленная стихами, развертывается история. Память – ограниченная, я лучше могу передать то, что опирается на поэзию. Учебников – нет, записывать – опасно, могут найти во время шмона и дать карцер. Стихи помогают. Полтавский бой – по Пушкину. Основание Петербурга – по Майкову.

Это – переход к литературе. Рассказываю биографии писателей, освещая эпоху, содержание произведений…

Откачали двести бадей. Перекур. Мы спускаемся с вышки, ложимся на травке. День стал жарким, лучи солнца сверкают на камешках, влажных от пролитой нами воды. Птицы в лесу, скворцы в зоне давно кончили утреннюю кормежку. Ласточки щебечут под стрехой.

– Начинаем опрос пройденного, девчата, потом еще немного покачаем.

– Добре!

Звонят на обед. Идем в столовую, вернемся качать, когда немного спадет зной.

На второе лето – находка: мы подружились с Ниной Аникиевной Мигуевой, что работала в КВЧ. Она приходила, когда мы отдыхали, садилась с нами на травке.

– Нина Аникиевна, спойте, пожалуйста: «То было раннею весной…»

– Хорошо!

Вполголоса она поет романсы Чайковского, отрывки из опер. Смотрят синие-синие глаза, звучит голос, шепчут березовые листочки над синеглазой человеческой тенью – за годы лагеря не осталось у Нины Аникиевны телесности: силуэт, карандашный набросок с синими глазами сидит на травке. Рассказывает, как ставили в Париже русские оперы: «Князя Игоря» и «Хованщину», ездили со спектаклями по всей Европе. Русская культура овладевала людьми, захватывала души.

Девушки слушают.

– Я никогда еще не была в опере, – с тоской говорит Галя. – Неужели так и не буду? Неужели нам не увидеть настоящей жизни?! Ни музеев, ни настоящих театров…

– Никто не знает, что его ждет, – мягко отвечает Нина Аникиевна. – Вот я тосковала – неужели не увижу России?.. Но не думала, что так придется увидать, – усмехается она.

У нее красивый, четко очерченный рот певца, но губы – почти бесцветны. Петь верно мешает провал – цинга съела верхние зубы. Но она приспособилась: стягивает провал губы, песня идет, не меняя звука.

– Я не верю, что в лагерях кончится ваша жизнь в России, – говорит Рузя, упрямо хмуря лоб.

– И наша тоже не так кончится, – сержусь я. – Учиться надо! Тогда увидим, что начинается и чем кончится. Мозги нельзя зарастить… И смотреть надо во все глаза, а не тыкаться, как кутята. Здесь – тоже есть на что посмотреть! Спойте еще, Нина Аникиевна!

Она всегда соглашается. Может быть, это и трудно ее физическим слабеньким силам – петь, напрягать легкие, но она понимает, как это важно, как надо для всех. Пение уводит нас из лагеря. Остается летний день, шевелящий листочки, березки, белые, как облака, глаза, синие, как небо над облаками…

– Спасибо вам, Нина Аникиевна!

Осень. Ветер обрывает последние медные копеечки березовых листьев. Треплет тонкие прутики. Сорванные, они плавают в лужах.

Серые стены бараков исхлестаны дождями. Серая дорога от колодца к кухне – в водяных колеях: земля уже не принимает воды.

По колеям вертятся колеса телеги. На ней сорокаведерная бочка. Двенадцать укутанных в серые платки и бушлаты женщин тянут бочку с водой.

Это бригада водовозов. Они наполняют бочку водой у колодца и, взявшись за оглобли, тянут телегу до кухни – слить воду в баки. Пустую телегу снова везут метров двести к колодцу и наполняют бочку водой.