Мемориал

Он сказал, что получил новую должность — шефа «капут-команды» и вот уже почти месяц занимается вывозкой трупов на кладбище. «Понимаешь?» — немец посмотрел на беглецов и показал мимикой и жестами, что надо сделать: сначала они притворятся мертвыми, затем их «тела» погрузят в похоронную фуру и вывезут за лагерь, а там… там они «воскреснут».

Не было сказано ни одного слова, но Георгий и Мишка все поняли. «Ты… ты… гений!» Георгий бросился к немцу, тот отстранил его. «Даю инструкции. Пункт первый — молчать. Пункт второй — взять с собой ножи и компас, если их нет — я дам. Пункт третий — не умываться, не бриться, короче — чем старше на вид, тем лучше. Все». — «Хорошо! С радостью мы, конечно, поторопились, но… бог даст! Назначай срок». — «Хоть завтра, нет, лучше послезавтра. Завтра — пятница, тяжелый день. Да и бороды не успеют отрасти». Георгий было кивнул, но вспомнил о данной друзьям клятве. Он хотел быть точным и здесь. «Уж если отпускать бороду, то — большую. В следующую среду — годится?» Немец что-то прикинул про себя и кивнул утвердительно.

Подошла среда. Накануне две или три ночи не спали — терзались сладкими и горькими мыслями попеременно. Это было как гадание на ромашке: удастся — не удастся. Георгий уже жалел, зачем так оттянул дату. Для него не было большей му́ки, чем ждать.

А все оказалось неожиданно просто. Заслышав скрип повозки, замерли на нарах, будто окаменели. Минут пять лежали, задрав подбородки и бессильно раскинув руки. Мишку начал уже разбирать смех, он хихикнул, прикрылся ладонью. «Хочешь завалить, гад!» — страшно прошептал Георгий. Тихо открылась дверь — не хлопнула, как обычно. Паричка, посмотрев в окно, вдруг крикнул: «Лошадей держите, лошадей!» Его подручные выбежали на улицу, а Паричка поспешно переложил «трупы» в носилки, которыми служил большой ящик из-под снарядов, снабженный ручками. Когда санитары вернулись, немец приказал им положить в ящик еще один, подлинный, труп, и похоронщики двинулись. На улице поклажу еще раз переложили, уже в фуру, сверху набросили мокрый, с тошнотворным запахом, брезент, и фура не спеша поскрипела по направлению к проходной.

«Контроль» не увидели — почувствовали кожей. Этот момент решал: жить или… Даже страшно было подумать. Но страха почему-то не ощутили. Мысль работала на пределе. Все — мышцы, нервы — как бы свернулось в пружину, готовую сработать мгновенно.

Нет, ничего опять же не произошло. Робби обменялся с постовым шутливыми репликами, еще помедлил, дав сослуживцу закурить, затем, опять же не спеша, тронул повозку. И снова скрипела она по дороге на кладбище, и минута казалась годом.

Наконец подъехали к открытому и еще не до краев заполненному рву. Потом увидели, что́ бы их ожидало, если бы не судьба и добрые люди… Но тогда взглянули на этот  у ж а с  лишь мельком. Паричка, отославший подручных на ближайшие огороды за картошкой — «комси-комса, меншен!» — воруй, мол, пока я добрый! — помог друзьям выбраться из фуры. Показал дорогу, по которой с наименьшим риском можно было выбраться из зоны. Достал из-под шинели два больших складных ножа и «морской» не «боящийся влаги» компас. «А с едою как?» Мишка вынул из кармана завернутый в тряпку сухарь. Паричка постучал пальцем по лбу: думать надо! — и, выхватив откуда-то, как фокусник, вещмешок с припасами, сунул беглецам. Тут же, не дав передохнуть, он подтолкнул их: идите, не то скоро будет светло. Машинально, повинуясь толчку, они побежали к лесу. Вдруг Георгий остановился. «Ё-моё! Даже спасибо не сказали!» Он хотел было вернуться, но немец словно прочитал его намерение. «Лос! Лос!» — скорее показал, чем крикнул, он и сделал вид, что достает пистолет. Георгий растерянно махнул рукой и побежал следом за Мишкой…

…На этот раз они бежали туда, куда ближе — к Рейну. Через неделю, выглянув из зарослей, они увидели широкую реку с темной, мутной водой, с пятнами нефти, с плывущими вверх и вниз баржами. Над одной из барж развевался фашистский флаг. Значит, союзники еще далеко отсюда? И беглецы решили идти вдоль Рейна, вверх по течению.

Был последний мартовский день, когда они услышали какой-то странный шум в небе, словно свист крыльев огромных неведомых птиц. Беглецы испуганно притаились в кустах. Их накрыли тени, прижали к земле. Георгий опомнился первым: да это же планеры! «Птицы» плавно опускались в лежащую внизу, под скалистой прибрежной грядой, долину, из их «брюха» выехали танки, высыпали солдаты в желто-зеленой форме. Кто-то вынес и развернул большой полосатый красно-сине-белый флаг…

Георгий толкнул Мишку, и они покатились с холма в долину, ударяясь о камни, царапая себе лицо и руки о колючки кустов и что-то отчаянно крича — не от боли, от радости. Уже почти скатившись, Георгий поранил ногу. Он попытался вскочить и побежать вслед этим людям в незнакомой форме, похожим на пришельцев с другой планеты, и их танкам, длинным, приземистым, с белыми звездами на башнях, но уже не мог подняться — не было сил.

Танки и люди скрылись из виду, а беглецы все махали и махали руками и беззвучно кричали.