Мемориал августа 1991

Через три минуты, может не много больше, начали проявляться нормальные цвета. Серый цвет растворялся на глазах. Для закрепления эффекта, Эдуард Арсеньевич принял еще порцию коньяка. Не отставал от него и Иван Васильевич. Цветная палитра окончательно победила мрак, а вместе с этим, приподнял совсем упавшую к низу голову Ироним Евстратиевич. Его жалкая по составу волосяного покрова бородка, как-то приободрилась. Малость ожили глаза, но он еще боялся что-то сказать и лишь переводил взгляд на полностью опьяневших Эдуарда Арсеньевича и Ивана Васильевича. Карина Карловна тяжело выдохнула, размашисто перекрестившись, села за большой уличный стол, а профессор нарушил молчание, обратившись к Рыжей бороде, который вылупливая глаза во все возможные стороны не мог еще до конца поверить, что смертельная опасность миновала.

– Застегните ширинку Андрей Павлович, кажется, молитвы достопочтенного Иронима Евстратиевича отвели от нас пришествие тридцать седьмого года.

Рыжая борода опустил глаза в область ширинки, последняя действительно была расстегнута для проветривания, как, кажется, южным потоком воздуха. Бормоча что-то нечленораздельное, Рыжая борода начал искать пальцами черные пуговицы. Знатная козлиная борода, падала на грудь и только сейчас профессор, заметил, что Рыжая борода заплетает в бороду резинку, такого же цвета.

– Уберите из бороды резинку Андрей Павлович – попросил профессор, как будто в столь тяжелый момент, данное предложение являлось чем-то важным.

Карина Карловна вопросительно посмотрела на профессора.

– Это еще зачем? – надувая губы, спросил Рыжая борода.

– Действительно, к чему это? – поддержала Рыжую бороду, Карина Карловна.

– Мне думается, что ваша знатная борода и без резинки имеет прекрасную форму – спокойно произнес профессор.

– Форма, как форма – окончательно смутившись, как будто присутствующие на консилиуме, собирались рассматривать размер его причиндалов, произнес Рыжая борода.

Иван Васильевич провел рукой по своей старообрядческой бороде. Эдуард Арсеньевич икнув, вмешался в разговор.

– У нас из пяти мужиков трое бородатые. Так что мы должны смириться, профессор – Эдуард Арсеньевич еще раз икнул.

– Я однажды в Татарстане был. Там памятник видел, что-то огромное, колючей проволокой обмотанное. Вот нам затем такой же сделают – неожиданно сменил тему Рыжая борода.

– Чего его делать, мемориал Ивана Васильевича колючей проволокой обмотать и готово.

Улыбнулся, идиотическим лицом Эдуард Арсеньевич. То ли от выпитого, то ли от пережитого на начальном этапе, понять это было невозможно от того, что Эдуард Арсеньевич уже имел серьезный опыт общения с товарищами.

– А что за обелиск? – спросила Карина Карловна.

– Не знаю, я особо, помню, что он посвящен мученикам тех лет – гордо, блеснув своими знаниями, пояснил Рыжая борода.

– Каких еще лет? – вмешался в разговор Иван Васильевич.

– Известно каких, когда товарищи людей скопом убивали за понюшку табака, забавы ради. Вот и нас, не верится, неужели ни спасет, ни сохранит, нас царица небесная – проговорил Ироним Евстратиевич.

– Думаю, что Андрей Павлович познакомился с обычным, если так можно сказать, стандартным мемориалом, которые имеются почти в каждом городке, имеющим хоть какое-то значение. Подобного искусства, или дани памяти хватает. Время их появление тоже секретом не является – подробно пояснил Иннокентий Иванович.

– Вы не согласны с этим? – спросил Эдуард Арсеньевич.

– Ну, почему же, мой любезный Эдуард Арсеньевич, вполне согласен. Памятники – это оружие, от того любая власть не забывает о столь важном аспекте – ответил профессор.

– Нужно ехать к отцу Питириму!!! – подскочил с места Ироним Евстратиевич.

Его глаза забегали, борода поднялась и сейчас, как кажется, не уступала в возбуждении, бороде куда более знатной, что торчала здесь же рядом, а если точнее, то всего в двух шагах от бороды Иронима Евстратиевича.

– Это еще зачем? Мемориал мой, и он находится здесь. Ты что забыл Евстратиевич!!! – грозным голосом заявил Иван Васильевич.

– Действительно, мы только говорили о мемориалах. И мы находимся возле самого уникального, ценного. Все эти, так называемые ‘’камни скорби’’ установлены уже после победы ‘’Грядущего общества’’, а этот первым глотком свободы, первым духом, только что начавшего дышать ‘’Грядущего общества’’ – заключила Карина Карловна.

– Питирим укроет нас!!! А затем решим, что делать с твоим мемориалом.

Ироним Евстратиевич понял, что его позицию соратники не разделяют и поэтому сразу сбавил свой настрой от восклицания до уныния.

– Завтра дело будет – произнесла Карина Карловна.

Реакцией на ее страшные слова стали понурые вздохи, которые окутали компаньонов незримой паутиной обреченности. Завтра стояло в одном шаге, как всегда. Но было оно совсем другим не похожим на множество простых, обыденных, многочисленных завтра, которых было прожито много или еще больше. Которые сейчас особенно четко, не отличались друг от друга, а завтрашнее завтра стояло не просто особняком, было в нем что-то ненормальное, символическое.