Мемуары

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

В ожидании приезда епископа Казанова успел затеять тяжбу по поводу распродажи своего имущества. Направленный аббатом Гримани и настоятелем Тозелло в духовную семинарию, он был изгнан оттуда за проступок, которого, правда, не совершал; были у него и романтические приключения. В конце концов его посадили в крепость Святого Андрея, где он смог жить достаточно весело. Все это описано им в нескольких главах его мемуаров, которые мы опускаем и возвращаемся к их тексту с момента приезда в Венецию епископа Мартуранского.

…На третий или четвертый день аббат Гримани возвестил мне приезд епископа, который остановился в монастыре своего ордена в Сан-Франческо де Пауло. Он говорил мне об этом прелате так, словно это была драгоценность, которую он сам выискал, и только он имеет право представить ее на обозрение.

Я увидел красивого монаха с епископским крестом. Ему было тридцать четыре года, и епископом он стал по воле Бога, Святого Престола и моей матери. Коленопреклоненно, с целованием руки я принял его благословение, и он поспешил прижать меня к груди, назвал своим возлюбленным сыном и в дальнейшем говорил только на латыни. Я решил, что он, как калабриец, стесняется говорить на своем языке, но он тут же опроверг меня, обратившись к аббату Гримани по-итальянски.

Он сказал мне, что я должен ехать в Рим, куда меня отправит аббат Гримани, и что в Анконе я получу адрес епископа у одного из его друзей, францисканца Лазари. Он же снабдит меня всем необходимым для путешествия. «А в Риме мы встретимся, — добавил он, — и уж больше не разлучимся, вместе поедем в Мартурано через Неаполь. Приходите ко мне завтра утром пораньше; как только я отслужу мессу, мы позавтракаем. Я отбываю послезавтра»

Г-н Гримани, когда мы вернулись к нему, повел со мной долгую поучительную беседу, во время которой мне не один раз приходилось удерживаться от смеха. Между прочим он сказал, что я не должен слишком увлекаться занятиями, так как тяжкий воздух Калабрии не способствует трудам и может вызвать легочную лихорадку.

Назавтра с утра я появился у епископа. После мессы и шоколада он часа три кряду наставлял меня в вере. Я не очень ему понравился, это было мне очевидно, но я остался им доволен. Он казался мне человеком доброжелательным, впрочем, я был предрасположен к нему: как-никак этому человеку предстояло руководительствовать мною на пути к высоким ступеням церкви, а я в те времена, несмотря на хорошее мнение о своей персоне, в глубине души не очень-то был в себе уверен.

После отъезда епископа г-н Гримани передал мне его письмо, которое мне предстояло вручить отцу Лазари во францисканском монастыре в Айконе. Г-н Гримани сказал, что он намерен отправить меня в Анкону в свите посла Республики, собиравшегося в путь. Мне, стало быть, нужно пребывать в постоянной готовности к отъезду, и так как это означало мое освобождение от опеки Гримани, все эти приготовления радовали меня чрезвычайно.

Сразу же, как мне стал известен час отъезда Венецианского посла, я отправился делать прощальные визиты. Брата Франческо я оставлял в школе г-на Джолли, знаменитого художника-декоратора.

Пеотта, которая должна была доставить меня в порт, отчаливала на рассвете, и я поспешил провести эту короткую ночь с двумя моими ангелами, которые уж и не чаяли увидеть меня больше. Я же ни о чем не загадывал, отдавшись в руки судьбы; зачем размышлять о будущем? Так прошла эта ночь между печалью и радостью, между восторгами и слезами. И на прощанье я возвратил им заветный ключ, подаривший мне столько сладчайших минут.

Эта любовь, первая в моей жизни, почти ничего не дала мне в смысле познания рода людского: она была безоблачно счастливой, никакие ссоры не нарушали ее, никакая корысть ее не омрачала. Как часто мы, все трое, поднимали наши мысленные взоры к небесному Провидению, чтобы возблагодарить его за заботу, с которой оно отвращало от нас все помехи на пути к полной гармонии и покою.