Читаем Мемуары полностью

20 августа они прибыли в Орлеан, 30 августа — в Тур, где депутаты ассамблеи Гренобля передали Королю письмо ассамблеи и иные из своих прошений: главная их просьба заключалась в следующем — удовлетворить первую статью прошений третьего сословия относительно независимости короны и неприкасаемости королевской особы, осудить противоположную доктрину в соответствии с ремонстрациями парламента; углубить расследование убийства покойного Короля, категорически отвергнуть, в ответ на наказы духовенства и дворянства, решения Тридентского Собора, объявить, что клятва, приносимая при короновании, не должна причинять ущерб соблюдению эдиктов примирения, выпущенных в их интересах, обеспечить безопасность города Седана и приказать платить вознаграждения, выделенные для этого; наконец, в ответ на письмо, адресованное им Принцем и призывающее разделить его справедливые претензии, они умоляли Его Величество отложить его поездку с целью совершения брака Принца, как об этом просила его судейская палата; однако депутаты вышеназванной ассамблеи, узнав, что прежде, чем их представители прибыли в Париж, Король уже уехал оттуда, направили к нему советника дю Бюиссона, через которого с большей настойчивостью, чем раньше, просили не пренебрегать их просьбами во время поездки. Причем они были в этом заинтересованы не только как представители реформированной религии, но и как порядочные французы; они надеялись, что Его Величество удовлетворит их просьбы, исходя из того, что Бог, требующий от подданных верности к государю, и от государя требует любви к своим подданным. На что Его Величество, стремясь противопоставить последние средства крайностям и открытому мятежу принца Конде и его сторонников, объявил их 17 августа в Пуатье виновными в оскорблении особы Короля; это обвинение было зарегистрировано 18 августа Парижским парламентом.

Узнав об этом, Господин Принц выступил со своим заявлением, в котором объявлял заявление Короля недействительным, поскольку оно сделано без всяких законных оснований и к тому же людьми, которые неправомочно узурпировали титул советников Короля. То же относилось, по его словам, к постановлению суда о регистрации королевского заявления, которая также объявлялась им ложной и противоречащей заключению суда; он призывал всех, кто заявлял о готовности служить Королю под руководством иных лиц, а не Принца, раскаяться не позже одного месяца, в противном случае он обвинит их в оскорблении Его Королевского Величества.

Пока совершались все эти события, маршал де Буа-Дофин собрал армию в десять тысяч пехотинцев и две тысячи конных, дабы противостоять армии принцев и помешать их переправе через реки.

Если бы Королева захотела последовать хорошему совету, который ей давали, отсрочить по крайней мере недели на две-три свою поездку и завернуть в Лаон и в Сен-Кантен, она привлекла бы все эти провинции на сторону Короля, очистила бы их ото всех сторонников принцев, помешала их жителям присоединиться к мятежам и создать армию; но упрямство, упорное желание настоять на своем, нетерпение исполнить свою волю и ее удаление развязали им руки.

Маршал де Буа-Дофин, вместо того чтобы выбрать в качестве плацдарма Креси-сюр-Сер, чье расположение позволяло пресечь связь провинций Нормандия и Пикардия с Шампанью, и в связи с тем, что г-н де Невер еще не был объявлен сторонником принцев, заставлял тех отступить еще дальше — к Седану, чтобы собрать войска, сосредоточил свою армию под Даммартеном, возможно, и с добрыми намерениями, опасаясь, что в случае большего удаления от Парижа там может вспыхнуть восстание; но принцы воспользовались его отсутствием, чтобы укрепиться в Креси, так как это место весьма способствовало их плану.

Герцог Буйонский немедля послал своего секретаря Жюстеля в Лаон, чтобы попытаться завоевать на свою сторону маркиза де Кёвра; из этого ничего не получилось, и тогда он сделал ему некоторые предложения, но так как маршал де Буа-Дофин не имел никаких полномочий решать, он послал их в суд, прибывший 4 сентября в Пуатье; но, обратившись к г-ну де Вильруа, он не получил на это никакого иного ответа, если не считать того, что Вильруа сказал посланцу, что до сих пор управляли с помощью денег и умения, но что будет теперь, когда исчерпано и то, и другое, он не знает. Он находился в крайней немилости, как и супруга маршала д’Анкра, — тронувшись в путь против своей воли, она желала вернуться в Париж, настолько обращение с ней Королевы было невыносимым.

Барбен, интендант дома Королевы, помог ей отказаться от этого намерения, заверив, что Королева любит ее больше, чем когда-либо, и что если охлаждение и произошло, то не в ее сердце, а в делах: ему это известно из разговоров с Королевой — стоит зайти речи об имуществе жены маршала, как Королева тут же проявляет заботу.

Королева была вынуждена остаться в Пуатье дольше, чем предполагала, и уехала оттуда лишь 27 сентября: и потому, что у принцессы там случилась оспа, и потому, что она и сама заболела — у нее образовался нарыв на руке и по всему телу пошла чесотка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное