Читаем Мемуары полностью

Герцог де Лонгвиль придерживался противоположного мнения, опасаясь, что, если воцарится мир, маршал д’Анкр подорвет доверие к нему в его землях.

Однако герцоги де Сюлли, Роанский и Вандомский, как и вся партия гугенотов, не желали даже слышать о мире, разве только их противники согласились бы на условия столь унизительные, что никто из членов Совета попросту не отважился бы предложить их Его Величеству.

Не было таких ухищрений, к которым они не прибегли бы, и доводов, которых не привели бы Господину Принцу, чтобы склонить его на свою сторону. Они убеждали его, что он делит власть с Королем, лишь пока держит в руках оружие, и что он легко может сохранить свое могущество, оставаясь в своем наместничестве и будучи окруженным гугенотами. Они напоминали ему, что он не сможет чувствовать себя в безопасности при дворе, что такому человеку, как он, либо никогда не должно браться за оружие, либо никогда не должно обращать его против своего государя и что после того, как он все-таки дважды взялся за оружие, верить обещаниям Их Величеств было бы легкомыслием; что в делах подобной важности можно проиграть лишь раз и что если ради каких-либо финансовых выгод он расстанется со своими союзниками, то будет ими порицаем и поставит под угрозу как свою жизнь, так и их жизни.

Их доводы были достаточно сильны, но собственное честолюбие управляло им куда сильнее; кроме того, слуги Господина Принца, полагавшие, что сделать блестящую карьеру можно только при дворе, поддерживали его. Ободрял его и маршал Буйонский, понимавший, что не сможет одновременно находиться с Принцем в Гиени и в Седане, и потому приводивший ему всевозможные резоны, которые подсказывал ему его изворотливый ум. Таким образом, Господин Принц, подпав под ложное очарование двора, распаляемый собственным честолюбием, советами слуг и друзей, которые внушали ему все что угодно, преследуя собственные интересы, согласился заключить мир, чем доставил удовольствие Его Величеству.

В первый же день этого года герцог Неверский и английский посол Эдмонд вновь отправились с дозволения Его Величества к Принцу, дабы напомнить ему о его долге. Обратно они вернулись вместе с бароном де Тианжем, который привез Королю письмо от Принца, в коем, прикрываясь как щитом наказами, сделанными на заседаниях Генеральных Штатов и парламента, он свидетельствовал, что желает лишь одного: чтобы Его Величество обратил на них внимание в интересах его собственной священной особы и государства. Он умолял Его Величество даровать мир своим подданным, выслать своих депутатов для переговоров с ним и с членами Нимской ассамблеи, которую он просил перевести поближе к Парижу, и соблаговолить сообщить ему имена своих депутатов; он приглашал английского посла присутствовать на ассамблее в качестве свидетеля.

Его Величество согласился с тем, чтобы Нимская ассамблея была переведена в Ла-Рошель, и на следующее утро, 2 января, отправил г-на де Невера уточнить все условия проведения переговоров.

В тот же день Его Величество покинул Ла-Рошфуко и 7 января прибыл в Пуатье, в тот самый момент, когда попытка пленить всех принцев в Сен-Мексане, где они должны были собраться, провалилась: если бы их не предупредили — а считают, что они были предупреждены самим герцогом де Гизом, — они все оказались бы в руках Короля.

8 января Его Величество снова отправил к Господину Принцу барона де Тианжа, действовавшего сугубо от его имени, а также маршала де Бриссака и г-на де Вильруа, которые договорились с ним выбрать в качестве места проведения переговоров город Лудан, а также назначить их на 10 февраля при условии, что до 1 марта с обеих сторон будет объявлено о перемирии. Ордонанс Его Величества, устанавливавший сие перемирие, был опубликован 23 января.

Их Величества прибыли в Тур 25 января, и там случилось странное и зловещее происшествие: 29 января пол комнаты в особняке Ла-Бурдезьер, в котором поселилась Королева, провалился, а вместе с ним провалились и большинство вельмож и офицеров; одна лишь Королева и придворные, находившиеся возле нее, не пострадали. А в Париже ночью того же дня на Сене растрескался лед, начался ледоход и несколько груженых кораблей затонули, при этом была снесена часть моста Сен-Мишель, а другая часть обвалилась некоторое время спустя.

Герцог Вандомский, которому было доверено командование и выделены средства для создания войска, до этого присоединился к армии Короля, но не выступал против него, что привело, несмотря на перемирие, к столь большому количеству столкновений, что герцогу приказали разоружить войско; однако вместо того, чтобы подчиниться приказу, он отступил к Бретани, где Реннский парламент 26 января обратился к жителям городов и деревень с вердиктом атаковать его войска под звуки набата, Король же отправил к нему герольда с приказом сложить оружие под угрозой обвинения в оскорблении чести монарха.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное