Кавалерийский генерал из армии Бурбаки, проходивший со своей дивизией через Отен, навестил меня и утверждал, что армия находится в весьма плачевном состоянии. «Я, правда, могу еще, — сказал он, — заставить лошадей пройти маршем несколько километров, но они, конечно, не в состоянии участвовать в боях и с каждым днем сдают все больше и больше». То же можно было сказать и о лошадях артиллерии и о любом виде оружия; тогда уже можно было этой армии предсказать много всяких бед. Если бы этой многочисленной, молодой армии дали бы лишних пятнадцать дней на отдых, на приведение частей в порядок и миновал бы этот период январских холодов — она могла бы поднять дух истощенной и поверженной Франции.
Но, к сожалению, армия эта была наголову разгромлена и уничтожена.
Я знал о фланговом движении Мантейфеля, параллельном армии Бурбаки, предпринятым, чтобы усилить боевые силы Вердера и осаждающих Бельфор, и будь желание правительства, я сделал бы, конечно, все возможное, чтобы задержать фланговый марш Мантейфеля. Одному богу известно, как я страдал, что не мог провести такую операцию, которая, безусловно, помогла бы восточной армии. Один раз я попытался это сделать и выступил из Дижона с основными своими силами, чтобы напасть на врага в Из-сюр-Тиль, передав генералу Пелиссье с пятнадцатью тысячами мобилизованных командование городом. Но сильные неприятельские колонны, стоящие фронтом к нам, заставили меня вернуться на прежние позиции. Все же две из моих четырех бригад, вторая и четвертая, совместно со всеми ротами вольных стрелков, действовали на неприятельских коммуникациях. Решив защищать Дижон, я позаботился в первую очередь о продолжении фортификационных работ, начатых ранее пруссаками и генералом Пелиссье.
Позиции у Талана и Фонтена, господствующие над магистральной дорогой, ведущей в Париж, являются самыми высокими и весьма важными; расположены они в двух километрах к западу от города. Они были первыми, пожинавшими плоды наших трудов. Мы разместили: в Талане — две батареи полевых 12-миллиметровых и 24-миллиметровых орудий; в Фонтене — одну четырехлинейную полевую батарею и одну горную батарею того же калибра.
Несколько 12-миллиметровых батарей, которые впоследствии правительство направило генералу Пелиссье, были размещены на укреплениях, воздвигнутых в Монмюзар. Мон-Шапе, Беллен и на других наиболее выгодных позициях в поясе Дижона, чтобы на случай атаки не допустить обстрела противником города, а этого мы ждали со дня на день.
На войне господствует синьора Фортуна, поистине в этот день она к нам благоволила, ибо 21 января враг напал на нас со стороны запада и можно, пожалуй, сказать, что он атаковал быка в лоб, пытаясь схватить его за рога.
Поскольку мы тщательно изучили эту местность, располагали сильными позициями, прикрытыми стенами и крутым краем обрыва, а по обоим сторонам главной дороги стояли стрелковые цепи и на грозных позициях Талана и Фонтена, господствующих над всем вокруг, торчали дула 36 орудий, то наша оборона блестяще удалась.
Да, и было от кого обороняться; чудовищную вражескую колонну, наступавшую по главной парижской дороге, — можно было смело назвать стальной! Нам едва хватило 36 орудий, обстреливавших дорогу, многих тысяч наших лучших солдат, залегших за защитными сооружениями, чтобы остановить эту колонну.
Мы были уверены, что атака последует с этой стороны, и сконцентрировали здесь основной кулак своих войск, не ослабляя северной и восточной части оборонного пояса, где, как я предполагал, развернется главное наступление, меж тем как атака с запада будет ложной. На деле, однако, все произошло по-иному. На наше счастье, атака была предпринята только с запада, одновременно произошли атаки с левого неприятельского фланга фланкирующими частями в направлении Отвилль и Дэ, а с правого фланга в направлении Пломбьер в долине Ош.