Мемуары

На это пришлось пойти, ибо стало очевидно, что эти орудия нельзя оставлять на передовых позициях, которые неприятельская артиллерия безжалостно обстреливала. К заходу солнца наше положение стало критическим, и пруссаки, победители поля, угрожали атакой городу. Нашим отступающим частям мы старались обеспечить позиции за полосой окружения, у крепостных стен, часть которых имела бойницы. Некоторые трусы, дезертировавшие со своих постов, или же те, кто спешил спасти свои денежки, успели уже поднять в городе тревогу и повсюду посеяли страх, требуя как можно скорее поездов для эвакуации.

Наш крайний левый фланг, состоящий в основном из третьей бригады, занимавшей позиции в Талане и Фонтене, видя отступление центра наших войск, бросил своих вольных стрелков на правый неприятельский фланг, чтобы решительным наступлением поддержать своих. Когда стемнело, некоторые отряды мобилизованных частей на нашем правом фланге решительно ринулись на Пуйлли — главная цель сражения, — вновь прогнали врага с захваченной им территории и принудили его отступить за этот замок[412]. Таким образом четвертая бригада, первая, которой принадлежит честь этой битвы, была вырвана из плотного неприятельского кольца, в котором она некоторое время находилась; ей удалось отбить повторные атаки 61-го прусского полка и в рукопашном бою отнять у врага знамя, похороненное под горой трупов.

Я видел немало кровопролитных сражений и, конечно, редко созерцал такое огромное количество трупов, нагроможденных на небольшом пространстве, как тогда на севере от того места, на котором находились позиции четвертой и отчасти пятой бригад. Говоря о четвертой и пятой бригадах, выдержавших натиск прусского полка, надо помнить, что это были не полностью укомплектованные бригады, а лишь ядро формирующихся бригад — четвертая насчитывала около тысячи человек, а пятая — менее трехсот.

В первые часы ночи началось окончательное отступление врага. Наконец-то на много дней противник оставил нас в покое в Дижоне, очистив и прилегающие деревни, которые мы заняли. Большинство наших вольных стрелков, которые с честью сражались в этих трехдневных боях, были снова брошены по всем коммуникациям врага в разных направлениях от Сомбернона до Доля, а вторая бригада, оторванная в течение многих дней от наших главных сил, блестяще воевала на севере в окрестностях Лангр.

Не могу закончить свой рассказ о славной битве при Дижоне, не упомянув моего любимого друга и храбрейшего брата по оружию, генерала Бозака.

Утром 21 января этот герой, выходец из Польши, известил меня, что поскольку ходят слухи о приближении пруссаков, двигающихся из долины Сюзон, он намерен лично отправиться в разведку. Взяв с собой несколько человек, он направился в сторону неприятеля, чтобы произвести рекогносцировку местности и обнаружить численность врага. Но увлеченный своей необузданной храбростью, он хладнокровно ввязался в бой с неприятельским авангардом, желая самому прикинуть, какое же нужно количество войск, чтобы было точное соотношение сил; однако увлеченный боем, считая позором бегство, он пал жертвой своей храбрости.

Много дней я не имел никаких сведений о нем и все решили, что он ранен и лежит в каком-нибудь деревенском домике. Больше того, в штабе знали об этой тяжелой потере и из деликатности от меня скрывали.

Я надеюсь, что когда во Франции будет лучшее правительство, она несомненно усыновит сирот этого доблестнейшего Бозака, который отдал за нее свою жизнь.

Глава 4 Отступление. Бордо. Капрера

Известия, сначала о перемирии, потом о капитуляции Парижа, и, наконец, о переходе армии Бурбаки в Швейцарию, изменили положение вещей. Паника и неуверенность овладели населением, которое надеялось, что одержанный нами успех внесет улучшение в положение Франции. Надо сказать, что большинство было настроено оптимистически, ибо появилась надежда на близкий конец этой ужасной войны.

Как это всегда бывало и в Италии, с приближением конца войны правительство Национальной обороны Франции щедро снабжало нас всем необходимым и численно увеличило войска всех видов оружия. Наша маленькая армия с передачей нам примерно пятнадцати тысяч мобилизованных солдат генерала Пелиссье разрослась до сорока тысяч. Однако враг, освободившись от осады Парижа и от войск восточного фронта, перешедших в Швейцарию, начал скапливать против нас огромные силы и, несмотря на все принятые нами оборонительные меры и наш численный рост, он в конце концов разгромил бы нас и окружил, как это произошло с французскими армиями у Меца, Седана и Парижа.