Мемуары

На эти дома стоило посмотреть. Ни в одном другом африканском племени не встретишь подобных строений. Каждый жилой комплекс нуба состоит из пяти или шести шарообразных домиков, которые по кругу крепятся друг к другу каменными перемычками. Главный вход во внутренний двор ведет прямо к очагу, где нуба принимают пищу и занимаются домашними делами. На стенах красуются изображения людей, зверей и различных предметов, выполненные коричневыми, желтыми, белыми и синими красками. Некоторые рисунки отливают серебристо-голубым мраморным оттенком, который достигается следующим образом: на обмазанные глиной каменные стены наносится земля, содержащая графит, затем в течение нескольких дней и даже недель растирается основаниями больших пальцев до появления серебристо-голубого блеска.

Как-то вечером, когда «нансеновцы», полицейский и Рольф уже спали, я приводила в порядок фотокамеры и оптику. Тем временем из темноты выступили четверо молодых мужчин нуба, которых уже долгое время не было видно в нашем лагере.

Наблюдая с любопытством за моим занятием, один из них наигрывал незамысловатую мелодию на инструменте, напоминающем гитару. В ответ на вопрос, куда они направляются, ясно разобрать можно было лишь одно слово — «баггара». Так в племени обычно называли кочевников, иногда проходивших мимо поселения со своими стадами верблюдов. Подумав, что нуба направляются к одному из таких лагерей, я вызвалась проводить их, поскольку собиралась произвести съемку. Никто не возражал.

Стояла светлая лунная ночь, так что фонарик не понадобился, со мной были только фотоаппарат и вспышка. Мы с нуба двигались друг за другом по узкой тропинке. Там я впервые заметила, как развит слух у представителей этого племени. Человек, шедший впереди, находился в добрых 50 метрах от замыкавшего процессию, но они общались друг с другом так, словно шли рядом.

Через два или три часа группа остановилась. Нигде не было видно лагеря кочевников. Мы находились перед изгородью из колючего кустарника, из-за которой после продолжительных призывов вышел совсем заспанный мальчик. Оттащив от изгороди ствол дерева, он впустил нас в лагерь пастухов. Посредине площадки в лунном свете я увидела несколько коров, а на круглых досках — спящих мужчин нуба. Рядом горел небольшой костер, который поддерживали мальчики восьми — десяти лет. Старший из вновь пришедшей группы, Туками, указав на скотину, произнес: «Баггара». Наконец стало понятно, что означает это слово. Без сомнения, «баггара» — рогатый скот, а не кочевники, как я подумала вначале.

Как и для индусов, скот для нуба — наибольшая ценность, их связь с богом. Они могут его заколоть только для культовых обрядов, но не на прокорм. Многие семьи владеют одной или двумя коровами, а у кого их больше — тот уже считается зажиточным, обладатель семи или восьми — богатый человек. Какая противоположность масаям, которые держат тысячи голов скота!

Между тем пастухи проснулись. Они радостно приветствовали нас и также расположились вокруг огня. В этот ночной час мне открылось много нового о традициях этого племени, например, что ни одной представительнице слабого пола не разрешалось входить на территорию лагеря, что молодым ринговым бойцам, пока те живут в «ногаю», воспрещается спать с женщинами, даже тем из них, кто женат. Подобный аскетизм связан с тем, что «ноппо», называемая по-арабски «серибе», для нуба — школа становления и пробуждения их духовных и религиозных сил.

Той ночью мое ложе состояло из нескольких круглых стволов деревьев, а голова лежала на камне, и все же следовало как-то высыпаться. Когда я проснулась, уже светило солнце, а нуба занимались своим «утренним туалетом», и мне без помех удалось сделать те самые фотографии, которые годы спустя во всем мире произвели сенсацию. Это были библейские картины, как в первобытные времена человечества.

Ближе к полудню Туками и еще два нуба проводили меня в Тадоро. Никто из группы «нансеновцев» ни о чем не спросил меня. Чтобы еще раз осмыслить пережитое, я описала в своем дневнике произошедшее той неповторимой ночью.