Мемуары

На пятый день мы добрались до Акобо. Там живет племя ануаков. [483]Никогда еще я не видела таких потрясающе красивых африканцев, особенно девушек, чьи тонкие черты лица говорили о наличии арабской крови. Их заплетенные в косы волосы были украшены красной глиной и намазаны маслом. Казалось, весь народ носит парики. К сожалению, мы пробыли в этой провинции только два часа, так что сфотографировать удалось совсем немного. Я загадала желание когда-нибудь вернуться сюда и снять больше.

После длительной езды мы приблизились к плато Бома, на границе с Эфиопией. Мне показалось, что я в Швейцарии. Чудные зеленые холмы и приятный климат на высоте 3000 метров, прекраснейший уголок Судана. Добраться сюда без риска можно только на самолете. Здесь мы прожили несколько дней. В почти непроходимых зарослях кустарников жили еще не известные племена. Едва ли их покой могли потревожить посторонние. Часто у меня было чувство, что за нами наблюдают, но очень редко удавалось увидеть лица туземцев. Один раз на несколько секунд показались две черные фигуры, единственным украшением которых служили металлические кольца-серги размером с тарелку. В следующий раз появилась группа в головных уборах из белых перьев цапли. К сожалению, никого из них невозможно было сфотографировать — слишком осторожными оказались жители этого края.

На обратном пути мы провели день в Пибор-Посте, месте проживания мурле. [484]Их мужчины знамениты как охотники на львов, а девушки и женщины, чьи головы украшал голубой бисер, курившие кальян наравне со своими отцами и мужьями, были веселы, расположены к шуткам и совсем не пугливы. Я могла их снимать, сколько угодно.

В Боре я распрощалась с губернатором, ему нужно было возвращаться в Малакаль. Он посоветовал мне не плыть на нильском пароходе до Джубы, а дождаться автомобильного конвоя. В доме для гостей Бора у меня впервые в Африке поднялась температура. Врач, за которым послали, не пришел, довольствовался тем, что прислал с мальчиком таблетки. Я посмотрела на это скептически, но таблетку аспирина выпила. На следующий день все прошло.

Вскоре мне представился случай поговорить с бывшим арестантом, динка, убиравшим мою комнату. Он убеждал меня, что в случае провинности лучше оставаться на месте и понести наказание. Я спросила, не приходилось ли ему быть наказанным несправедливо. Выяснилось, что мой собеседник должен был собирать так называемые налоги с вождей динка — один раз в год за каждую скотину нужно платить небольшую сумму. Но вожди не дали ему денег, а суданские чиновники обвинили в воровстве.

— Если вы были невиновны, то почему не убежали? — спросила я.

Он ответил:

— Долго прятаться в кустах не может никто.

— Как же так? Ведь есть огромные пространства, где люди еще не живут.

— Необжитыми могут быть сотни километров, но все-таки человек, который прячется, на кого-нибудь наткнется. Прожить в кустарниках можно, только сведя знакомство с людьми, а когда двое или трое знают о существовании беглеца, через пару недель о нем узнают все. Барабанщики передают на большие расстояния любую новость. И всегда находится предатель, который за деньги передаст ее дальше. До сих пор еще никому не удавалось долго скрываться среди этих пространств.

На следующий день прибыли обещанные губернатором грузовики. Я удивилась, что на таких новеньких машинах никого, кроме водителей, не было. Только позже, когда я услышала про революцию, разразившуюся в Южном Судане спустя несколько месяцев после моего визита, до меня дошло, что машины, ехавшие тогда в Джубу, должно быть, принадлежали военному ведомству. Вероятно, поездка губернатора к эфиопской границе была разведывательной, и я, сама того не зная, в ней участвовала.

На одной из этих машин я покинула Бор. Мы хотели попасть на последний паром, отъезжавший на Джубу в пять часов вечера. Улица еще не высохла, и приходилось неоднократно переезжать огромные лужи с водой.