Мемуары

Когда все приготовления были завершены, нуба в последний раз засыпали пеплом отверстие, потом его задвинули большим круглым камнем, сверху сформировали холмик из земли и в середину воткнули палку с развевающейся белой тканью.

Друзья Напи на две части разломали свои копья и воткнули половинки в могилу. (Вторые половинки в память об умершем воины сохранят у себя в хижинах.) В конце церемонии все пространство вокруг места захоронения устлали дерном, и родственники оставались там, горюя о погибшем, всю ночь.

По окончании церемонии я медленно отправилась к своему временному жилищу и, взглянув вниз на автобус «фольксваген», обнаружила, что занавески уже задернуты, света нет. Моих попутчиков из Европы явно не интересовали события, происходящие в жизни нуба.

Марш-бросок в горы Коронго

На следующий день я рассортировала свои пленки, отснятые накануне, и сделала записи в дневнике.

Тут примчались мальчишки и закричали:

— Норро сцанда Тогадинди! (Праздник бойцов в Тогадинди!)

Группа нуба окружила двух посыльных, один из которых дул в рог, а другой несколько раз ударил кожаной перчаткой об землю. Эти двое прибыли с гор Коронго, чтобы пригласить нуба на большой праздник ринговых бойцов в Тогадинди. Меня захлестнуло волнение ожидания. Алипо сказал мне, что завтра на рассвете, когда прокричат петухи, нуба пойдут «детте, детте» — далеко, очень далеко. Он размахивал руками: «сцанда джого» — большой праздник. Я намеревалась уведомить немца и англичанина, но они уехали, вероятно, за водой.

Было еще темно, когда меня разбудил Алипо. Нуба уже собрались.

Раннее утро было восхитительно: еще прохладно, нуба, как всегда, веселы, и я, легко одетая, чувствовала себя прекрасно. Сумку с оптикой нес Алипо, я же не выпускала из рук «лейку». Неспешно рождался день. Небо, на котором еще виднелся серп луны, стало светлеть. Когда над холмами поднялось солнце, желтые поля, лежащие перед нами, заискрились золотом. Вскоре солнечные лучи достигли и нас — в одно мгновение стало жарко. Это едва ли можно было вынести спокойно. Пот бежал по телу как в сауне. Даже нуба жаловались: «Синги цепа» («Солнце сегодня очень жаркое»). Я изо всех сил пыталась скрыть подкатывающую слабость. Наконец после пяти часов ходьбы мы нашли тенистое место для привала. Женщины опустили на землю большие короба, в которых несли одежду и украшения для ринговых бойцов. Потом они вытащили из горшков кашу из дурры, и мы, подкрепившись, отдыхали чуть более часа.

Поля давно остались позади, теперь на пути лишь изредка попадались кустарники и одиночные деревья. Я спросила Алипо, далеко ли нам еще идти, он показал рукой вдаль: «детте, детте» — далеко, очень далеко. Как это часто случалось, не задумываясь, я вовлеклась в приключение, а теперь вот назад хода нет: нужно было выдержать, маршируя километр за километром.

Солнце уже давно красовалось в зените, тут вдруг в глазах зарябило, меня охватила непреодолимая слабость. Вокруг задвигались тени, я потеряла сознание, а придя в себя, обнаружила, что качаюсь, как будто на спине верблюда. Сон это или явь? Потом до меня дошло, что я лежу в коробе, который несет на голове женщина нуба.

Наконец наш марш-бросок закончился. Женщины опустили меня на землю. Солнце скрылось, и жара быстро спадала. Вскоре мне стало лучше. Мы находились на площади посреди чужой деревни. На моей памяти, нуба еще никогда не уходили так далеко для участия в празднике ринговых боев. Выяснилось, что большой праздник должен состояться завтра, на что я не рассчитывала. Больше всего меня беспокоило, что немец не знает, где я нахожусь.

Между тем вернулся Алипо. Он нашел ночлег для всех нас. Мы покинули площадь и через некоторое время вошли в дом, который — насколько я могла разобрать в темноте — был похож на дома в Тадоро. Семейство из Коронго вернулось в соседний дом, только одна женщина осталась у нас. Она разожгла огонь и туда поставила большой горшок с кашей для нас. Мои нуба не могли с ней разговаривать, так как язык жителей Коронго ни одним словом не совпадает с языком масакинов. Слишком изможденная, чтобы есть, легла я на каменный пол и сразу же заснула.

Большой праздник в Тогадинди

Проснувшись, я почувствовала себя разбитой. С ног до головы я была покрыта пылью. А в середине хижины наши ринговые бойцы уже начали свой «утренний туалет»: они мазали себя золой. Совершенно фантастическое зрелище. Они стояли под пучком солнечных лучей, которые проникали через крышу хижины, в них кружился и вертелся пепел. Как будто освещенные прожекторами, двигались белые фигуры на темном фоне — вдохновляющий мотив для скульптора.