Мемуары

Первое погружение у рифа Шаб-Руми было фантастическим. Здесь несколько лет назад Кусто изучал поведение акул. Туда до сих пор съезжаются ныряльщики, чтобы увидеть уникальный подводный дом и поросшую за это время кораллами акулью клетку. Такой ясной видимости, как на этом рифе, я больше никогда не встречала. Естественно, что в путешествии были не сплошь приятные моменты. Погода поменялась, стало штормить. Не только Хорст болел морской болезнью, некоторые из австрийцев тоже чувствовали себя неважно. Когда я решила отдохнуть в каюте, то получила неприятный сюрприз. Не потому, что каюта оказалась крошечной — даже самому маленькому чемоданчику не было места, — из находящегося в нескольких метрах от каюты санузла исходила невыносимая вонь, а рядом — не очень-то опрятно выглядевшая кухня. Запах лука, чеснока и баранины был пронзительным. И только через десять дней мы будем на месте! Я затосковала по нашему маяку, где всегда достаточно воды, на «Каролине» стакан воды был почти роскошью. Несмотря на несколько удачных погружений у рифа Вингейт и у знакомых обломков «Умбрии», я была рада, когда смогла покинуть корабль. После прощания с австрийцами мы опять оказались без транспорта. Голландец, менеджер Шелли, пришел на помощь. Он достал барку и двух пожилых суданских рыбаков, которые доставили нас к Занганебу. На этот раз нам повезло с погодой. Но у мореходов, которые должны были отвезти нас обратно, не было ни малейшего желания оставаться. Они говорили, что боятся акул и не любят спать в лодке. Суданцев нельзя было переубедить, они считали, что здесь кишмя кишат черные акулы, что лодку перевернут и всех сожрут. Наши заверения, что мы не видели здесь ни одного хищника, не помогали. Их страх был больше, чем обещанная достаточно крупная сумма денег. Они уплыли, пообещав вернуться за нами через неделю.

Мы активно использовали хорошую погоду и по нескольку раз в день опускались на дно. Наиболее удачные погружения были перед закатом солнца, когда из укрытий выплывали стаи рыб, отправлявшихся на охоту.

Самыми чарующими впечатлениями были безусловно ночные спуски под воду. В свете ламп краски светятся более интенсивно. А коралловые полипы только в сумерках раскрывают разноцветные щупальца во всей красе. Для микрофотографии здесь просто неограниченные возможности.

Рыбаки сдержали свое обещание. Они казались удивленными, что застали нас живыми. Как ни невероятно может прозвучать, но мы не встретили здесь ни одной акулы. Только изредка на почтительном расстоянии видели нескольких проплывающих мимо теней. Я начала верить Гансу Хассу, который не уставал повторять, что люди очень переоценивают опасность этих большеротых очаровательных хищниц.

Японцы

После возвращения в Мюнхен на нас навалилось столько событий, что опять не было времени сесть за монтаж фильма о нуба. Уже несколько дней японская телевизионная команда поджидала меня. Господин Оно из токийского Союза тележурналистов хотел привлечь меня к сотрудничеству над девяностоминутным фильмом об Олимпийских играх в Берлине. У него была странная идея: японские атлеты, выигравшие в 1936 году медали, должны, уже в категории ветеранов, провести на берлинском стадионе соревнования со своими постаревшими соперниками. Сначала я приняла это за шутку. Но потом на видеомагнитофоне Оно показал мне уже снятые в Берлине кадры.

Факелоносец, одетый как и тогда, бежал по стадиону и зажигал олимпийский огонь. Это не были кадры из моего фильма, все инсценировали заново. С гордостью рассказал господин Оно, что это тот же бегун, который зажег огонь в 1936 году. Им удалось найти Фритца Шильгена, так звали спортсмена, пробежавшего тогда под ликование зрителей с олимпийским огнем по стадиону. Но Шильген оказался не единственным участником тогдашней Олимпиады, которого пригласили и сняли японцы. Я видела на экране кроме японских атлетов также немецких, финских и прибывших из других стран участников Олимпиады 1936 года.

— Посмотрите, — сказал японский режиссер, — это Салминен, великий финский бегун, и тогдашний победитель на дистанции десять тысяч метров. Вы же помните, кто пришел на смену Нурми. Хотя Салминену уже семьдесят пять лет, он до сих пор очень хорошо бегает, сейчас он перегоняет Муракосо, которому тоже уже семьдесят два года, но он так храбро борется против трех финских чемпионов.

Я вспомнила: тогда на стадионе маленький японец был любимцем зрителей. И прошло с тех пор почти полстолетия.