Мемуары

Госпожа де Род оказалась не менее полезной нам в отношении принцессы Пфальцской. Я уже упоминал, что та всеми силами старалась привлечь г-жу де Род на сторону принцев — нетрудно угадать, как принято было теперь ее посредничество. Обе дамы очень искусно повели все предварительные переговоры. Ночью я встретился с принцессой и был ею восхищен. Меня поразили ее дарования, оказавшие себя особенно в умении ее доверяться людям. Достоинство редкое и безусловно свидетельствующее об уме замечательном. Принцесса была весьма обрадована, что я озабочен сохранением тайны, ибо не менее, нежели я сам, была озабочена тем же. Я напрямик сказал ей, что мы опасаемся, как бы сторонники принцев не выдали нас Кардиналу, чтобы принудить его договориться с ними. Она честно призналась мне, что сторонники принцев боятся, как бы мы не выдали их Кардиналу, чтобы побудить его заключить соглашение с нами. Когда я поручился ей своим честным словом, что мы не примем никаких предложений двора, восторгу ее не было границ; она сказала мне, что не может дать мне такое же обещание, потому что Принц в его обстоятельствах вынужден согласиться на любое предложение, которое предоставит ему свободу; но она заверила меня: если я готов заключить с нею договор, первым его условием будет — что бы Принц ни обещал двору, соглашение между нами никогда не претерпит от этого ущерба. Мы приступили к подробностям, я сообщил ей о своих планах, она открыла мне свои — совещание наше продолжалось два часа, мы обо всем согласились. «Я вижу, — заметила она под конец, — мы вскоре окажемся в одной партии, а может статься, это уже случилось». Скажу вам все. При этих словах она извлекла из-под своего изголовья (ибо она лежала в постели) восемь или десять связок писанных шифром бумаг, писем, пустых бланков с подписью — она оказывала мне доверие самым любезным способом. Мы составили краткую памятку о том, что надлежит делать каждой стороне, — и вот что в ней значилось.

Принцесса Пфальцская уведомит герцога Немурского, президента Виоля, Арно и Круасси, что фрондеры, мол, склоняются к тому, чтобы поддержать принца де Конде, но она подозревает, что коадъютор намерен воспользоваться услугами его партии, чтобы свалить Кардинала, а вовсе не для того, чтобы освободить Принца; тот, кто первым вступил в переговоры с ней, но не пожелал быть названным, выражался-де столь уклончиво, что она почувствовала недоверие; на всякий случай фрондеров следует выслушать, соблюдая со всем тем величайшую осторожность, ибо должно опасаться, не ведут ли они двойную игру. Принцесса полагала [303]необходимым на первых порах говорить в таком духе по двум причинам: во-первых, в интересах самого принца де Конде ей важно было рассеять впечатление, сложившееся в умах многих его сторонников, будто она слишком отдалилась от двора; во-вторых, ей важно было поселить в тех же его сторонниках недоверие к фрондерам, слухи о котором дойдут до придворной партии и помешают двору слишком сильно испугаться сговора Фронды и принцев. «Если бы я разделяла мнение тех, кто верит, будто Мазарини решится освободить принца де Конде, — призналась мне принцесса, — я оказала бы дурную услугу Принцу, поступая так, как я сейчас поступаю; но, наблюдая поведение Кардинала, с тех пор как Принц находится в тюрьме, я поняла, что Мазарини никогда не даст ему свободу, а, стало быть, у нас есть лишь один выход — предаться в ваши руки; но, чтобы предаться вам вполне, нам должно предоставить вам возможность защититься против ловушек, какие те из друзей Принца, кто со мной не согласен, быть может, пожелают расставить вам, а в конце концов расставят самому Принцу. Я понимаю, что иду на риск, и вы можете употребить во зло мою доверенность, но знаю также, что, желая услужить Принцу, рисковать должно, и еще я знаю, что в нынешних обстоятельствах услужить ему можно лишь, рискнув так, как рискнула я. Вы подали мне пример, вы пришли сюда, положившись на мое слово, вы в моих руках».