Мемуары

В-третьих, в продолжение этой трехмесячной осады Парламент исправно собирался каждое утро, а иногда и после обеда, но обсуждались [127]в нем, по крайней мере в обыкновенные дни, дела столь пустые и вздорные, что их могли бы за четверть часа поутру разрешить два комиссара 133. Чаще всего это были непрестанно поступавшие доносы о том, что откупщики и сторонники двора скрывают свое имущество и деньги. Из тысячи подобных донесений едва ли набрался десяток справедливых, но эта приверженность к мелочам в соединении с упрямым желанием соблюсти процедуру крючкотворства в делах, совершенно с нею несовместных, очень скоро убедили меня, что от палат, учрежденных во имя спокойствия, мало проку во время мятежа. Перехожу, однако, к подробностям.

Восемнадцатого января я утвержден был советником Парламента 134, чтобы иметь право в отсутствие дяди принимать участие в заседаниях с решающим голосом, а после обеда в доме герцога Буйонского подписан был договор, который заключили между собой главнейшие лица в партии. Вот их имена: господа де Бофор, де Буйон, де Ла Мот, де Нуармутье, де Витри, де Бриссак, де Мор, де Мата, де Кюньяк, де Барьер, де Сийери, де Ларошфуко, де Лег, де Бетюн, де Люин, де Шомон, де Сен-Жермен д'Ашон и де Фиеск.

Двадцать первого числа того же месяца были оглашены, обсуждены и позднее обнародованы письменные представления, которые Парламент, издавший постановление против Кардинала, решил сделать Королю. Представления требовали расправы с первым министром, однако остались лишь манифестом, ибо двор не пожелал их принять, объявив, что Парламент, распущенный королевской декларацией как мятежный, не может более делать представления от имени корпорации 135.

Двадцать четвертого января г-да де Бофор и де Ла Мот выступили из Парижа, чтобы совершить нападение на Корбей. Но принц де Конде предупредил их, бросив туда свои войска.

Двадцать пятого января был наложен арест на все имущество, находившееся в доме Кардинала 136.

Двадцать девятого числа Витри, выехавший во главе кавалерийского разъезда навстречу жене своей, которая должна была прибыть в Париж из Кубера, в Феканской долине наткнулся на немцев из охраны Венсеннского замка, которых он оттеснил до самой его ограды. В этой маленькой стычке был, к несчастью, убит Танкред, называвшийся сыном герцога Рогана, который накануне объявил себя нашим сторонником.

Первого февраля герцог д'Эльбёф оставил гарнизон в Бри-Конт-Робере, чтобы облегчить подвоз продовольствия из Бри.

Восьмого числа того же месяца один из генеральных адвокатов, Талон, предложил Парламенту выказать какие-нибудь знаки почтения и преданности Королеве — предложение Талона поддержали Первый президент и президент де Мем. Однако Парламент единодушно его отверг, и притом с большим негодованием, ибо заподозрили, что сделано оно в сговоре с двором. Я этого не думаю, однако нахожу, что время для него выбрано было в противность всем приличиям. Ни один из военачальников на [128]заседании не присутствовал — по этой причине я объявил свое решительное с ним несогласие.

Вечером того же дня Кланлё, которого мы оставили в Шарантоне с тремя тысячами солдат, получил известие, что герцог Орлеанский и принц де Конде идут на него с семью тысячами пехоты, четырьмя тысячами конницы и артиллерией 137. Тогда же я получил записку из Сен-Жермена, подтверждавшую это сообщение.