Мемуары

Князь Безбородко был награжден огромными богатствами. У Государя был камердинер, цирюльник Кутайсов³⁾, турок по происхождению, в детстве он был привезен в Россию. Государь был его крестным отцом. В это время он назначил его гардеробмейстером — должность, специально для него созданная. Быстрое повышение Кутайсова привлекло к нему внимание всех, в особенности когда он в конце того же года получил орден Св. Анны на шею. Двор был за обедней в понедельник и вторник Пасхи в различных соборах Кремля, а начиная со среды Их Величества каждое утро в течение двух недель проводили на троне, принимая поздравления. Императору все казалось, что приходило слишком мало народу. Императрица постоянно повторяла, что она слышала от Императрицы Екатерины будто во время коронации толпа, целовавшая руку, была так велика, что рука у нее распухла, и жаловалась, что у нее рука не распухает. Обер-церемониймейстер Валуев, чтобы доставить удовольствие .Их Величествам, заставлял появляться одних и тех же лиц под различными названиями. Если случалось, что какое-нибудь лицо занимало не одну должность, то Валуев заставлял появляться его в один и тот же день то как сенатора, то как депутата от дворянства, то как члена суда.

Вся Императорская Фамилия и двор присутствовали при принесении поздравлений. Государь и Государыня сидели на тронах; Императорская Фамилия с двором находилась направо, и различные корпорации и московские дамы, которых тоже заставляли приходить по несколько раз, подходили к трону, кланялись, поднимались по ступеням трона, целовали руки у Их Величеств и уходили с другой стороны. Потрясение, происшедшее от замены самого мягкого царствования режимом террора, произвело совершенно неожиданное действие, которое было бы необъяснимым, если бы не было известно, что крайности соприкасаются. В большинстве случаев, когда не дрожали от страха, то впадали в безумную веселость. Никогда так не смеялись, никогда так удачно не подхватывали смешные стороны, преувеличивая их; но часто также саркастический смех превращался в гримасу ужаса.

Надо сознаться, что никогда раньше высшая власть не давала столько поводов к смешному, чего народная наблюдательность никогда не оставляет безнаказанным, где бы она это смешное ни находила. Император вкладывал в представительство и приемы всю свою склонность к преувеличению*. Казалось иногда, что он был просто знатным человеком, которому позволили сыграть роль монарха, и торопился насладиться удовольствием, которое у него скоро отнимут. Небольшое количество спокойного достоинства, вкладываемое Императрицей в свою роль, ребяческая радость, которую ей доставляла эта роль и которую она не могла скрыть, — ничто не ускользало от внимания общества, и оно вознаграждало себя за состояние постоянного страха, в котором его держал характер Государя, шутками, иногда довольно острыми.

Этим занимались, главным образом, во время упоминанаемого мною выше принесения поздравлений, и, сказать по правде, в этом чувствовалась необходимость, чтобы выносить скуку и утомление от этой церемонии. Кавалеры двора из свиты Великих Княгинь, в особенности мой муж и князь Голицын²⁾, делали злые замечания и смеялись над тем, что происходило, и над отдельными лицами, и, благодаря тому, что мы находились вдали от Их Императорских Величеств, можно было внести некоторое разнообразие в монотонность этих приемов.

_________________

* Я не могу не привести здесь одно замечание, а именно: эта преувеличенная склонность к приемам Императора Павла оказала печальные последствия в царствование его сына. Император Александр был шокирован, как и все, отсутствием меры в этом отношении и запомнил все насмешки и жалобы, вызванные этим. При своем восшествии на престол он бросился в противоположную крайность и вызвал недовольство общества, уничтожая, насколько возможно, всякие приемы и поздравления. Примеч. авт:

_________________