Мемуары

Когда я посмотрела этот фильм в первый раз, у меня перехватило дыхание. Грандиозная изобразительная симфония, какой мне не довелось видеть со времен «Броненосца Потемкина». Содержание фильма — столетняя история железной дороги, судьбы ее изобретателей и ее развитие — от старейшей паровой машины до современного локомотива. Из этого «хрупкого» материала Цильке создал увлекательный фильм. Его локомотив казался ожившим чудовищем. Фары паровоза были глазами, приборная панель — мозгом, поршни — суставами, а капающее машинное масло казалось кровью. Это впечатление еще более усиливал революционный звукомонтаж.

Когда господа из Управления государственной железной дороги смотрели фильм, то, как рассказывал мне Цильке, пришли в ужас и молча покинули просмотровый зал. Их негодование было столь велико, что они решили не только запретить демонстрацию фильма, но и обязать режиссера уничтожить все копии и даже исходные негативы. Возмутились они потому, что эта картина не имела ничего общего с их представлением. Они хотели видеть движущуюся открытку-приглашение примерно такого содержания: «С охотой и превеликим удовольствием прокатитесь по железной дороге». Для подобных съемок следовало пригласить консервативного режиссера, а не Вилли Цильке, который своим революционным искусством на десятилетия опережал тогдашнее кино. В фильме Цильке вагоны при сортировке сталкивались друг с другом с таким грохотом, что зрителей буквально срывало с мест. Для Управления железной дороги это был форменный шок: поездки должны выглядеть спокойными и приятными.

Цильке был ужасно несчастен. Он целый год одержимо работал над фильмом, и вот теперь всё это — напрасный труд и его детище должно быть уничтожено. Я хотела попытаться предотвратить эту чудовищную несправедливость и, при необходимости, сражаться за фильм, как за собственный. К счастью, перед уничтожением исходных негативов мне удалось приобрести копию для моего архива.

Итак, пришлось снова идти в пещеру льва. Никто, кроме министра Геббельса, шефа киноиндустрии Германии, не мог предотвратить исполнение объявленного приговора. Я надеялась, что он сможет оценить художественные достоинства картины Цильке и запретить ее уничтожение. Его секретарь назвал мне время просмотра.

Когда я вечером явилась во дворец принца Карла на Вильгельмсплац — официальную резиденцию министра, то была неприятно удивлена тем, что никого, кроме одной знакомой актрисы, здесь не встретила. Помещения были обставлены с поразительной роскошью. Я вспомнила, какое на меня произвело впечатление, когда Геббельс, гауляйтер Берлина, во время предвыборной кампании пообещал народу, что «ни один министр после прихода к власти не будет получать больше тысячи марок в месяц». Какая ирония! Геббельс, став теперь сам министром, не боялся открыто подражать роскошной жизни своего личного врага Геринга.

Геббельс в этот вечер был в наилучшем настроении, то же самое можно сказать и о его подруге-актрисе. Предложили фруктовый сок и шампанское. Войдя в большое помещение, где должен был демонстрироваться фильм, мы сели на широкий диван. Любовница министра расположилась на некотором удалении от меня, без стеснения прильнув к его плечу.

Когда свет погас и начался показ, оба, не глядя на экран, продолжали болтать. Фильм они почти не смотрели. Меня стало одолевать беспокойство. Дальше и того хуже. Актриса начала делать пренебрежительные замечания, в особенно интересных местах глупо хихикала, а время от времени совершенно без причины разражалась громким хохотом. На Геббельса, к которому она обращалась на «ты» и без обиняков называла Юппом, это действовало возбуждающе. Я была в отчаянии.

Когда зажегся свет, министр сказал:

— Если принять во внимание, как во время просмотра реагировала эта дама, то и публика отвергнет картину. Признаю, — продолжал он, — что режиссер талантлив, но для массового зрителя фильм непонятен, слишком модернистский и слишком абстрактный, это мог бы быть и большевистский фильм, а уж в этом-то Управление железной дороги никак не заподозришь.

— Но это еще не повод для уничтожения ленты. Это произведение искусства, — парировала я взволнованно.

— Сожалею, фройляйн Рифеншталь, — возразил Геббельс, — но решение принимает только Государственная железная дорога, которая финансировала фильм. Мне тут не хотелось бы вмешиваться.

Картине Цильке тем самым был вынесен смертный приговор.

ДАЛЕМ, ХАЙДЕНШТРАССЕ, 30

Я с детства хотела жить в собственном доме. И наконец-то всерьез стала подумывать о реализации своей мечты. В берлинском районе Далем я подыскала подходящий участок земли, он располагался в удобном месте, всего в десяти минутах езды на машине от Курфюрстендамм и тем не менее прямо в лесу.