Мемуары

Между тем Филипп Хадсмит сообщил, как все получилось. Член Британского института кино Айвар Монтегю[459], лауреат Ленинской премии, который тоже должен был там выступать, выразил протест против моей лекции, отказавшись читать свою. В это время известный актер Петер Зеллере, который тоже числился среди выступающих, поддержал мой приезд и резко выступил в прессе против Монтегю. К тому же выяснилось, что решение БИК вызвало критику общественности. Авторитетная газета «Филмз энд филминг» писала: «Во всем мире покачнулось доверие кинематографистов к Британскому институту кино из-за поступка людей, не обладающих мужеством отстаивать свои убеждения».

Понятно, что Филипп Хадсмит очень расстроился. Он попросил меня объяснить все английской прессе так, чтобы проекту был нанесен, по возможности, меньший ущерб.

Я сразу же прервала отпуск и переслала из Мюнхена в редакции всех английских газет, распространивших обо мне клеветнические измышления, судебные приговоры по денацификации и ответ на эти обвинения — работа, стоившая мне тяжелого обострения болезни желудка.

Внезапный звонок из Лондона стал для меня неожиданностью. На проводе был Джон Грирсон[460], всемирно признанный режиссер-документалист.

— Лени, — сказал он, — я хочу вам помочь. Это свинство, как с вами поступают. Дайте мне несколько роликов олимпийских фильмов. Я продемонстрирую их в моей телевизионной программе с соответствующим комментарием. Не падайте духом, вы должны подать на газеты в суд.

— Не могу, у меня нет для этого денег.

— Вы получите их от меня в качестве лицензионного взноса за ваш фильм. Наймите самого лучшего английского адвоката.

Вскоре Джон Грирсон доказал, что его обещания не пустой звук. В своей передаче «Этот прекрасный мир» он защищал меня на английском телевидении так, как никто до него не осмелился сделать. Его речь, вызвавшая у английской общественности сильный резонанс, достойна того, чтобы привести ее полностью, что я и делаю с чувством глубокой благодарности:

Во время войны был один примечательный момент — двадцать седьмое января тысяча девятьсот сорок второго года. Стояли мрачные дни, и сэр Уинстон Черчилль сообщил в нижней палате: «Я не могу сказать, каково положение на Западном фронте в Киренаике. Перед нами очень мужественный и ловкий враг, но я могу сказать — не принимая во внимание войну — великий командующий». Он имел в виду генерала Роммеля, и это был момент великодушия в войне, которое стало классическим. Я полагаю, что большинство из нас поняли значимость события, когда генералы противоборствующих сторон с уважением отзываются друг о друге. Кажется, в киноискусстве это не так, тому пример история с режиссером Лени Рифеншталь. Я лицо заинтересованное, потому что киноман, а Лени Рифеншталь — одна из величайших кинорежиссеров. Ее пригласили выступить в Национальном кинотеатре, а потом отказали из-за всевозможных порочащих ее слухов. Но мне хочется самому себе пожелать, чтобы создатели фильмов были похожи на генералов — напоминаю о великодушном жесте сэра Уинстона Черчилля. В конце концов, как и генералы, мы все находились в подчинении. Лени Рифеншталь была пропагандистом Германии. А я был пропагандистом с другой стороны и уверен, что занимался антинацистской пропагандой и злободневными делами больше, чем любой другой кинодеятель в Англии. Перемонтируя фильмы Лени Рифеншталь так, чтобы направить немецкую пропаганду против нее самой, я никогда не забывал, как она талантлива. В послевоенное время проводилось несколько Олимпийских игр, но есть только одна великолепно снятая Олимпиада, и, конечно, это фильм, созданный Рифеншталь.

Я читаю в престижной воскресной газете, что фильм полон снимков Гитлера и его соратников. Не верьте ни слову. Это уникальный кинорепортаж об общественно-публичном событии, и никакой другой фильм не передавал так полно поэзию атлетического движения. Удивительно, что по иронии истории в тысяча девятьсот тридцать шестом году в центре ужасных расовых теорий того времени состоялось это событие. То был Год негров, Год легендарного Джесси Оуэнса[461], темнокожего американца, побившего несколько рекордов.

Фильм показывает это величественно и великодушно. Это был марафон Лени Рифеншталь. Мы сопереживали спортсменам, но в этот раз следует представить себе видение темы великим художником кино — представить тяжесть и агонию изнуряющих миль и убедиться, что до сих пор ни один фильм ни прежде, ни сейчас этого не показал.

После выступления Грирсона телевидение продемонстрировало марафонский бег и другие фрагменты фильма «Олимпия».

Мои английские друзья аплодировали этой сенсационной передаче, особенно Филипп, при всем своем оптимизме расстроенный нападками прессы. Он попросил меня приехать в Лондон.