Вечером в день премьеры, 14 декабря 1926 года, мы сидели вместе в ложе во Дворце УФА. Перед началом фильма я станцевала «Неоконченную» Шуберта, а затем впервые увидела кадры на большом экране, что произвело впечатление не только на меня, публика тоже с восторгом воспринимала происходящее. То и дело раздавались аплодисменты. Нам пришлось раз за разом выходить на поклоны. Внешне наши разногласия были незаметны, однако теперь уже не оставалось никакого сомнения — моей дружбе с Тренкером пришел конец.
Фильм «Святая гора» стал для нас большим успехом. Целый день после премьеры не переставая звонил телефон, я получила множество поздравлений и цветов. Позвонил и Сервэс[98], известный театральный критик. С возмущением он сообщил о пресс-конференции, на которой Тренкер наградил меня титулом «вздорная бабенка» и заявил журналистам, что Фанк, сотрудничая со мной, посто потерял себя. При этом Тренкер казался таким искренним, что некоторые критики поверили всем его россказням. Я окончательно лишилась дара речи, когда Сервэс прочел в «Берлинер цайтунг ам митгаг» отзыв о нашем фильме влиятельнейшего берлинского кинокритика Роланда Шахта[99]. Шахт в точности повторил бредни Тренкера с пресс-конференции и даже определение «вздорная бабенка» не забыл упомянуть.
Такой низости я не ожидала. Фанк также был вне себя. На киностудии УФА этот отзыв произвел эффект разорвавшейся бомбы. Хотя большинство журналистов написали панегирики и фильм приносил большие сборы, статья весьма авторитетного критика посеяла у руководства киностудии недоверие к Фанку и ко мне. Дело зашло настолько далеко, что УФА готова была расторгнуть недавно подписанный договор. Теперь руководство студии не хотело вкладывать деньги в наш новый проект. Смета «Зимней сказки» была столь же высокой, как и смета «Метрополиса», самого дорогого фильма, какой доселе выпустила УФА. Поэтому Фанка попросили написать новый, более дешевый сценарий, который должен был бы обойтись максимум в половину прежней суммы.
После того как Фанк преодолел первый шок и утешился рекордными сборами «Святой горы», он удивительно быстро написал новый сценарий под заглавием «Большой прыжок». Тема его была в некотором роде противоположностью «Зимней сказке» — комедия из жизни в горах, почти бурлеск. Я должна была играть пастушку козьего стада, и поскольку юмор был одной из сильных сторон режиссера, то он «в угоду» Шахту решил дать мне в сопровождение маленькую козочку.
Перед тем как дать ответ Фанку, соглашусь ли я играть в его новом фильме главную женскую роль, мне было необходимо теперь окончательно и очень быстро сделать выбор: танец или кино. Одно из самых трудных решений, какое мне когда-либо приходилось принимать. Я выбрала кино и подписала договор.
А что танец? Несчастный случай и длительный перерыв все-таки отбросили меня очень далеко, и в свои двадцать четыре я считала себя уже слишком старой, чтобы наверстать два потерянных года. Это соображение сыграло решающую роль. Вот как мы рассуждали в то время о молодости и старости.
Пока Фанк готовил новый проект, я сняла в берлинском районе Вильмерсдорф трехкомнатную квартиру в новом доме. На шестом этаже с садом на крыше и большой студией, где можно было танцевать. Какое счастье — собственная квартира! Радость была несколько омрачена тем, что квартиру на этом же этаже снял Гарри Зокаль, который все еще надеялся на восстановление отношений. Он стал получать такое удовольствие от съемок, что даже основал собственную фирму и выпустил несколько фильмов. Самыми знаменитыми из них были «Голем»[100] с Паулем Вегенером[101] и «Студент из Праги» с Дагни Сервэс[102], Вернером Крауссом[103] и Конрадом Фейдтом[104].
В «Большом прыжке» главную роль должен был исполнять кинооператор Фанка Шнеебергер. Он отбивался от нее руками и ногами, но никто, кроме него, не смог бы выполнить придуманные Фанком сложные акробатические трюки. Шнеебергеру пришлось пожертвовать собой.
С ума сойти, чего только ни хотели от бедной Снежной Блохи! В надутом резиновом костюме, какого требовала его забавная роль, он должен был демонстрировать труднейшие спуски с гор на лыжах, прыгать через крутые склоны и хижины, притворяясь, будто совсем не умеет кататься. Когда после ежедневных съемок он снимал резиновый костюм, от несчастного Шнеебергера валил пар, как от скаковой лошади. Хотя он и был довольно сухощавым, но похудел еще на восемь килограммов.
Несмотря на сильную напряженность в отношениях между Фанком и Тренкером, у них была совместная работа — на сей раз последняя. Я попросила Фанка дать ему хоть какую-нибудь роль. Фанк был необидчив и поручил ему сыграть крестьянского парня. Тренкер будто рожден был для этой роли.