Мемуары

Однако случилось нечто неожиданное. Когда я в последний день в 10 часов утра подошла к издательству, мне с каменными лицами открыли дверь Мэри Смит и Билл Гарретт и заявили, что серия не появится. У меня перехватило дыхание. Глубочайшее потрясение! По лицам обоих я видела, что они так же ошеломлены, как и я. О причинах такого внезапного решения рассказала Мэри Смит. С самого начала в отношении моей персоны возникали сомнения. Однако некоторые влиятельные редакторы, особенно Билл Гарретт, так настойчиво вступились за выпуск серии, как будто это касалось их лично. Казалось, сопротивление отдельных членов совета сломлено. Во всемогущий совет журнала, выносящий окончательные решения, входило примерно 20 сверхбогатых, старых и весьма консервативных американцев, бывших одновременно и спонсорами. Их называли «полубогами». Среди них вновь разгорелись ярые дебаты, и большинство выступило против публикации. Этому не смог противостоять и президент журнала, мистер Гильберт В. Гросвенор. Принявшие такое решение опасались, что многие подписчики — члены религиозных сект — могут быть недовольны фото обнаженных нуба. На мой вопрос, почему так поздно принято решение, Мэри сказала, что, возможно, в этом виновата серия статей Сьюзен Сонтаг, обсуждение которых и разожгло страсти. Ее статья, оспариваемая и журналистами, в которой я представлена фанатичной национал-социалисткой, насторожила и напугала людей. Другое неприятное обстоятельство: старый Гросвенор, десятилетиями руководивший журналом, передал все дела сыну. А тот, как говорили, хотя и очень умен, был еще не слишком уверен в себе. Он побоялся, что если пойдет против воли совета, то потеряет свой пост.

А как хорошо все шло! Но пришлось вынести новый удар, что на сей раз было очень нелегко. Как в кино, проходила перед глазами вся моя послевоенная жизнь, и я решила куда-нибудь уехать и попытаться все забыть.

Мне выплатили положенный гонорар и компенсацию издержек, но это было небольшим утешением. Шок и разочарование оказались слишком велики, хотя с Мэри Смит и Биллом Гарреттом мы расстались друзьями.

Библиотека Конгресса немного скрасила мне эту утрату. Здесь я нашла поддержку при регистрации моего нового копирайта. Пять новых копий, которые я заказала, прибыли. Мне осталось подписать договора и рассчитаться по налогам. В Нью-Йорке у меня на руках уже были оформленные свидетельства. Теперь я надеялась, что сумела покончить в США с продажей на «черном рынке» моих фильмов.

Как всегда, я жила в Вестбери, где чувствовала себя как дома. Прежде всего я договорилась насчет ленча с Фрэнсис Линдлей. Для меня всегда было большим удовольствием встречаться с этой умной деловой женщиной, представлявшей моего американского издателя «Харпер энд Роу». Я восхищалась ее профессионализмом и высоко ценила ее советы. Так как в художественном отношении наши вкусы совпадали, то общаться было легко и приятно. Теперь мне нужно было для нового альбома с иллюстрациями согласие моего английского издателя сэра Уильяма Коллинза. Распрощавшись с американскими и немецкими друзьями, я полетела в Лондон.

Тут меня ожидало нечто особенное. Я получила приглашение от мистера Бакстона, шефа «Сервайвал Англиа-фильм», одного из самых примечательных представителей английской киноиндустрии. Он очень заинтересовался съемками нуба. Его аристократическая внешность скорее подходила владельцу скаковых лошадей, чем продюсеру фильмов. Я ошиблась. Он оказался основательным знатоком всего кинодела, а документальные фильмы, которые создавались на его фирме, считались лучшими в мире. Я получила возможность посмотреть некоторые из них и познакомиться с Аланом Роотом, одним из его режиссеров, работавшим в основном в Африке и только что вернувшимся из Кении. Его фильмы о животном мире и о коренных жителях были превосходны. Мы сразу же нашли множество тем для бесед, и я бы с удовольствием задержалась в Лондоне. Но меня уже ждали в Мюнхене. После того как мы с Коллинзом окончательно договорились об издании альбомов, я уехала.

За это время накопилось столько работы, что до конца года я, Инге и Хорст ежедневно работали до полуночи. Никакой личной жизни. Даже в сочельник мы не смогли найти свободного времени, чтобы встретиться с нашими друзьями Карин и Клаусом Офферман в их кафе на Максимилиан-штрассе.

В моем ежедневнике за 1975 год сделана последняя запись: «Самый напряженный год — нет времени для Рождества, сочельника — только работа».

МОЙ ОТВЕТ ШПЕЕРУ

Волнения последнего года не прошли безнаказанно. Я была ни на что не способна, выдохлась: не могла сосредоточиться на чтении и вряд ли в горах мне стало бы лучше. Я намеревалась вновь пройти курс «живых клеток». И на этот раз пребывание в Лештрисе принесло облегчение. Быстро прошла усталость, и я стала лучше спать. Мои расшатанные нервы вдали от непрерывных забот наконец успокоились. Помогли уколы, которые я получала. У меня, наконец, нашлись силы и время прочитать «Шпандауский дневник» Шпеера.