Мемуары

Герцог Нормандский, видя, как король захватил у него Пон-де-л’Арш и другие места, понял, что не может оказать сопротивление, и решил бежать во Фландрию. Граф Шароле, находившийся тогда в Сен-Троне, городке Льежской области, испытывал огромные трудности: его вконец измученной армии приходилось вести борьбу со льежцами, и к тому же в зимнее время. Ему очень горько было видеть эти раздоры, так как он больше всего на свете хотел бы видеть герцога в Нормандии, что, как он полагал, на треть ослабило бы короля. Он велел собрать людей по Пикардии и разместить их в Дьеппе, но еще до того, как они собрались, комендант города заключил соглашение с королем. Таким образом, король вернул себе всю Нормандию, за исключением мест, оставшихся по Канскому соглашению в руках монсеньора Лекена.

Глава XVI

Герцог Нормандский, как я уже сказал, решил немедля бежать во Фландрию, но тут он примирился с герцогом Бретонским. Оба они признали свои ошибки и согласились, что из-за раздора гибнет все лучшее в мире.

Могущественные люди примерно одинакового положения, когда они заключают союз, почти не в силах сохранять его в течение долгого времени, если только над ними нет кого-то главного, который должен быть мудрым и уважаемым человеком, дабы ему все подчинялись; я говорю это не понаслышке, так как собственными глазами видел много тому подтверждений. Ведь, к нашему горю, все мы склонны к раздорам, не учитывая их последствий, и, как я заметил, это происходит во всем мире. Мне кажется, что один мудрый государь, имея под рукой десять тысяч человек и средства для их содержания, внушает больше почтения и более опасен, чем десяток союзников, собравшихся вместе и имеющих по шесть тысяч человек каждый, поскольку у них будет столько вопросов, которые надо разрешить, что они потеряют половину времени, прежде чем придут к согласию.

Итак, герцог Нормандский, без средств и покинутый всеми своими рыцарями, некогда служившими королю Карлу, а теперь перешедшими к королю Людовику, от которого они получили больше, нежели имели при его отце, скрылся в Бретани. Оба герцога, как говорили бретонцы, поумнели после нанесенного им удара и держались вместе в Бретани. Их главным представителем был сеньор де Лекен, через которого шли взад и вперед многочисленные посольства: от обоих герцогов к королю и от него к ним, от них к графу Шароле, будущему Бургундскому герцогу, и от него к ним, от короля к герцогу Бургундскому и наоборот; одни из них направлялись, чтобы узнать новости, другие – переманить на свою сторону нужных людей и со всякими темными целями, прикрытыми благовидными предлогами. Некоторые послы имели действительно добрые намерения добиться умиротворения, но с их стороны было великим безумием мнить себя столь мудрыми и добродетельными, чтобы полагать, будто их личное содействие поможет примирить столь могущественных, ловких и упорных в достижении своих целей государей, как эти, тем более что у них не было основания желать примирения. Добрые души, мнящие себя способными добиться того, о чем они понятия не имеют, поскольку их господа нередко скрывают от них свои тайные помыслы, всегда найдутся. Такие люди, о которых я говорю, чаще всего служат для парадности и отправляются обычно за свой счет. Но с ними всегда едет какой-нибудь скромный человечек с особым поручением. Все это я постоянно наблюдал в посольствах, по крайней мере, того времени, о котором рассказываю. И насколько государи должны, как я говорил, проявлять мудрость при выборе людей, которым они поручают свои дела, настолько же и те лица, что отправляются за границу представлять их интересы, должны хорошо все обдумать, прежде чем браться за эти дела; и проявит большую мудрость тот, кто воздержится и не станет в них вмешиваться, если поймет, что мало в них смыслит и не пригоден для их ведения, ибо многие способные люди из тех, кого я знал, оказывались сбитыми с толку и беспомощными, когда брались за них.

Я видел государей двух типов: одни столь неуравновешенные и подозрительные, что не знаешь, как с ними и обходиться, так как им все время мерещится, что их обманывают; другие же вполне доверяют своим слугам, но столь мало смыслят в своих обязанностях, что не понимают, кто им приносит добро, а кто зло. Причем первые постоянно переходят от любви к ненависти и от ненависти к любви. И поскольку среди государей обоих типов редко встречаются добрые, то положение при них не слишком надежно и прочно. Я, однако, предпочел бы жить при мудром государе, нежели при глупом, поскольку при цем легче найти средства и способы избежать его гнева и заслужить его милость. А к невежественным не знаешь, как и подойти, так как приходится иметь дело не с ними лично, а с их слугами, но тем не менее им всё равно следует служить и подчиняться, если живешь там, где они правят, ибо таковы обязанность и долг.