Мемуары

И начались тайные ночные совещания, ведшиеся вначале через секретарей; но никто, особенно герцог Миланский и венецианцы, не осмеливался еще публично выступить против нашего короля, ибо неизвестно было, удастся ли создать лигу, о которой стоял вопрос. Меня посетили послы Милана, принесли письмо от своего господина и сказали, что приехали потому, что венецианцы прислали еще двух послов в Милан, а так как миланцы обычно держат в Венеции только одного посла, то следовало прислать в ответ и других; но это была ложь, ибо все они собрались, чтобы организовать лигу против короля, однако столько стариков не могут быстро прийти к согласию.

Затем эти послы спросили меня, не знаю ли я, кто прибыл в качестве послов Испании и римского короля, чтобы они могли известить своего господина. Я был уведомлен из нескольких мест, как слугами послов, так и другими, что посол Испании переодетым проехал через Милан и что немцами руководил герцог Миланский. Я знал также, что неаполитанский посол постоянно передает пакеты с письмами, приходящие из Неаполя, и было все это до того, как король покинул Флоренцию[523]. Я расходовал много денег, чтобы быть осведомленным, а средствами я располагал большими; поэтому я знал о первоначальном содержании статей их договора, которые еще не были согласованы, поскольку венецианцы очень медлительны в таких делах. По этой причине, видя, что лига вот-вот будет создана, я не желал больше делать вид, будто ничего не знаю, и сказал миланским послам, что если они прибегают к столь странным приемам, то я намерен указать на то, что король вовсе не желает терять дружбу герцога Миланского, если только есть средство ее сохранить; и что я, как слуга короля, не хочу допустить и извинить того, что они, возможно, отправляют герцогу, своему господину, неблагоприятные донесения; и что я уверен в плохой осведомленности герцога, которому следует хорошо подумать, прежде чем терять признательность короля за его былые услуги; и что короли Франции никогда не проявляли неблагодарности, и какие бы слова ни были произнесены, взаимную любовь терять совсем не стоит, ибо она весьма полезна для обеих сторон. Я просил их соблаговолить высказать то, что их тревожит, дабы известить об этом короля, пока не случилось чего-либо непоправимого. Но они все заверили меня, произнеся великие клятвы, что не имеют никаких подобных намерений, и при этом лгали, поскольку приехали, чтобы обсудить вопрос о создании лиги.

На следующий день я направился в Синьорию, чтобы переговорить об этой лиге и высказать то, что считал необходимым в такой ситуации. Среди прочего я сказал им, что по союзному договору с нынешним королем и с его отцом, покойным королем Людовиком, ни одна из сторон не может поддерживать врагов другой, поэтому они не могут, не нарушая обещания, вступать в лигу, о которой идет речь. Они попросили меня выйти, а затем, когда я вернулся, дож сказал мне, что не следует верить всему, что говорят в городе, ибо каждый волен говорить что угодно; и что они и в мыслях не держали создавать лигу против короля и не слышали о ней никогда, но, напротив, желают организовать лигу, объединяющую нашего короля, двух других королей и всю Италию против Турка, так чтобы каждый нес свою долю расходов, а если кто-либо в Италии не пожелает вносить положенной ему доли, то чтобы король и другие принудили его к этому силой. И они предложили заключить соглашение, по которому король получил бы определенную сумму денег наличными, а они помогли бы ему продвигаться дальше и взяли бы в залог города Апулии – те, которые они сейчас держат; кроме того, король был бы признан, с согласия папы, главой Неаполитанского королевства, и получал бы ежегодно некую сумму денег, и держал бы три города. Если бы господу было угодно, чтобы король пожелал тогда прислушаться к моим предупреждениям!

Я ответил, что не осмеливаюсь заключать такое соглашение, и просил их не торопиться с созданием этой лиги, сказав, что напишу обо всем королю; я обратился к ним с просьбой, которую обращал и к другим, высказать мне все их тревоги, не умалчивая ни о чем, в отличие от миланских послов. И они пожаловались на то, что король удерживает папские города, а еще более на то, что удерживает флорентийские, и особенно Пизу, сказав, что король не раз письменно заявлял, в том числе и им, о своем желании получить в Италии одно лишь Неаполитанское королевство и потом двинуться на Турка, тогда как сейчас он хочет захватить в Италии все, что возможно, и ничего не имеет против Турка. Еще они сказали, что монсеньор Орлеанский, оставшийся в Асти, внушает страх герцогу Миланскому, ибо его люди очень угрожающе себя держат; под конец они обещали мне ничего нового не предпринимать, пока я не получу ответа от короля или же пока не истечет время, необходимое для его получения, проявив при этом больше чести, чем герцог Миланский. Я известил обо всем короля и получил холодный ответ. И с этого времени они стали открыто собираться каждый день, поняв, что их замысел раскрыт.