Читаем Мемуары полностью

Зато после того, как посол сам изъяснился столь пространно и любезно в отношении Парламента, я увидел, что магистраты польщены его речью, и воспользовался минутой, чтобы разделаться с президентом де Мемом; я объявил ему, что из уважения к Парламенту делал вид, будто ничего не замечаю, и покорно сносил все его колкости, но я их отлично слышал, хотя не пожелал слушать, и продолжал бы и далее держаться такого поведения, если бы постановление Парламента, которое непозволительно предвозвещать, но которому должно подчиниться, не разомкнуло мне уста; постановлением этим, вопреки желанию г-на де Мема, предписано принять посланца Испании, как предшествующим актом, также наперекор его мнению, объявлено было о недопущении герольда; я, мол, не могу представить себе, что г-н де Мем замыслил принудить Парламент руководиться во всем одними лишь его суждениями — никто не уважает и не чтит их более меня, но даже уважение и почтение не должны быть помехой свободе; я прошу господ членов Парламента, в доказательство моего почтения к президенту де Мему, позволить мне изложить ему, по всей вероятности, удивив его, что я думаю насчет постановлений о после и герольде, из-за которых он подверг меня стольким нападкам; что до первого, признаюсь, по своему простодушию я едва не угодил в западню, и не выскажи г-н де Бруссель мнения, которое и было положено в основу постановления, я, по избытку добрых намерений, мог совершить оплошность, которая, вероятно, погубила бы Париж, мог совершить даже несомненное преступление, — ведь недаром Королева во всеуслышание одобрила противоположный образ действий; что до испанского посланца, то, сказать правду, я склонился к тому, чтобы дать ему аудиенцию потому лишь, что по настроению собравшихся понял: они поддержат это предложение большинством голосов; сам я держался иного мнения, но почел за благо наперед согласиться с мнением других, дабы корпорация могла, хотя бы в тех вопросах, где бесполезность споров очевидна, показать единодушие и единомыслие.

Смиренный и сдержанный тон, каким я отвечал на множество колких и язвительных выпадов, претерпенных мною за последние двенадцать или пятнадцать дней, да и в это последнее утро, от Первого президента и от президента де Мема, произвел действие, превосходящее всякое описание, и надолго изгладил впечатление, какое им обоим удалось было внушить Парламенту, будто я с помощью интриг вознамерился им помыкать. В любой корпорации нет ничего опаснее такого подозрения; если бы горячность президента де Мема не помогла мне отчасти замаскировать уловки, к каким мне пришлось прибегнуть во время двух совершенно небывалых сцен с герольдом и посланцем, не знаю, не раскаялись ли бы те, кто подал голос за то, чтобы не допустить первого и принять второго, в этом своем мнении, посчитав, что оно навязано им со стороны. Президент де Мем хотел было мне возразить, но ропот, поднявшийся на скамьях Апелляционных палат, заткнул ему рот. Пробило пять — никто еще не обедал, а многие даже не завтракали, и потому президентам не удалось сделать так, чтобы последнее слово осталось за ними, а в подобных делах это всегда проигрыш.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес