Герцогиня Буйонская, соединявшая восхитительную кротость с живым проницанием, перебила тут мою речь. «Все эти опасности, — заметила она, — как мне кажется, должно было обдумать наперед, прежде нежели принять испанского посла, ведь эта аудиенция всем им причиной». — «Неужто вы забыли, — тотчас возразил ее супруг, — что было нами говорено совсем недавно в этих самых стенах, и разве мы в общих чертах не предвидели всех этих бед? Но, соразмерив их с тем, сколь необходимо нам любым способом связать испанского посланца с Парламентом, мы из двух зол избрали то, которое показалось нам наименьшим, и я чувствую, что господин коадъютор в настоящую минуту уже обдумывает, как найти средство от этого наименьшего зла». — «Вы правы, сударь, — ответил я, — и я расскажу вам, в чем, по моему мнению, заключается это средство, когда закончу перечень всех моих опасений. Вы помните, как в минувшие дни Брийак в Парламенте и президент Обри в муниципальном совете предложили подумать о мире и как Парламент готов был принять это предложение едва ли не вслепую; он почел, что совершает неслыханную уступку, согласившись не обсуждать этого вопроса в отсутствие военачальников. Вы видите, что в палатах есть немало лиц, которые перестали платить налоги, и немало других, которые потворствуют беспорядку в городском управлении. Только потому, что большая часть народа остается тверда, еще незаметен разброд в наших рядах, которые в скором времени ослабели бы и распались, если бы мы с великим усердием не старались соединить их и скрепить. Вначале, чтобы достичь этой цели, довольно возбуждения умов. Стоит ему поутихнуть, его должно заменить силою. Когда я говорю — сила, я имею в виду не насилие — средство, коим любят пользоваться шарлатаны, я имею в виду силу, которую можно почерпнуть в почтении, внушаемом теми, кто может причинить то самое зло, от которого ищут средства.
Ваши нынешние действия в отношении Испании дали Парламенту почувствовать, что не все зависит от него одного. Наше с герцогом де Бофором влияние над народом должно дать ему понять, что кое-что зависит и от нас. Однако оба эти обстоятельства не только полезны, но и опасны. Союз генералов с Испанией не довольно гласен, чтобы произвести на умы все то действие, какое, с одной стороны, необходимо, с другой, будь он широко известен, могло бы быть гибельным. И этот же союз не довольно сокрыт, чтобы тот же самый Парламент при случае не пожелал обернуть его против вас, хотя он уже не преминул бы сделать это, если бы полагал вас беззащитным.
Что до любви народа к нам с герцогом де Бофором, то она скорее способна причинить зло Парламенту, нежели помешать ему причинить зло нам. Принадлежи мы к черни, нам могло бы прийти в голову поступить так, как Бюсси Ле Клерк поступил во времена Лиги, то есть пленить Парламент и разогнать его. Нам могло бы прийти на ум совершить то, что во времена Лиги совершили Шестнадцать, вздернувшие президента Бриссона, пожелай мы оказаться в такой же зависимости от Испании, в какой оказались Шестнадцать. Но герцог де Бофор — внук Генриха Четвертого, а я — коадъютор Парижский. И хотя это не совместно ни с честью нашей, ни с выгодой, нам куда легче было бы сделать то, что сделали Бюсси Ле Клерк и Шестнадцать 151
, нежели добиться, чтобы Парламент, уразумев, какие меры мы властны предпринять против него, держал себя в узде и не предпринял против нас мер, которые будут казаться ему легко исполнимыми до той поры, пока мы сами его не обуздаем; вот участь и злосчастие власти над народом. В нее начинают верить лишь тогда, когда ее чувствуют, но зачастую и польза, и сама честь тех, в чьих руках она находится, требуют, чтобы народ не столько чувствовал ее, сколько в нее веровал. Именно таково наше нынешнее положение. Парламент склоняется к миру или скорее ввергается в мир, весьма ненадежный и весьма позорный. Завтра, стоит нам захотеть, мы возмутим народ. Но должны ли мы того хотеть? И если даже мы его возмутим и отнимем власть у Парламента, в какую пропасть низринем мы вслед за тем Париж? Взглянем на дело с другой стороны. Если мы не станем возмущать народ, поверит ли Парламент, что мы в силах это совершить, и удержится ли он, чтобы не сделать шагов к сближению с двором, которые, быть может, и погубят его, но еще прежде погубят нас?