Читаем Мемуары полностью

На другой день я получил письмо от друзей, сообщивших мне, что мой ответ, который они печатали всю ночь, произвел желанное действие, и уведомлявших меня, что на завтра Первый президент де Бельевр должен будет предпринять еще одну на меня атаку. Он и в самом деле явился в Венсеннский замок предложить мне от имени Короля аббатства Сен-Люсьен в Бове, Сен-Map в Суассоне, Сен-Жермен в Осере, Барбо и Сен-Мартен в Понтуазе, Сент-Обен в Анже и Оркан 620. «Но с условием, — прибавил он, — чтобы вы отказались от архиепископства Парижского, а также... — При этих словах он замолчал и, устремив на меня взгляд, молвил: — До сих пор я честно исполнял свою роль посла, теперь я потешусь над сицилианцем, который настолько глуп, что посылает меня к вам с подобным поручением... Итак, с условием,— продолжал он, — чтобы двенадцать названных вами ваших друзей поручились, что вы подтвердите ваше отречение, как только окажетесь на воле. Это еще не все, — присовокупил он. — Одним из этих двенадцати должен быть я, другими — господа де Рец, де Бриссак, де Монтрезор, де Комартен, д'Аквиль и другие».

«Выслушайте меня, — вдруг снова заговорил он, — и, прошу вас, не отвечайте ни слова, пока я не выскажу все, что у меня на сердце. Большинство друзей ваших убеждены, что вам не следует идти на уступки и двор освободит вас, довольствуясь тем, что пошлет вас в Рим, чтобы от вас отделаться. Заблуждение! Двор in ogni modo (любой ценой (лат.).) желает вашего отречения. Говоря “двор”, я разумею “Мазарини”, ибо Королева приходит в ярость при одной мысли, что вас хотят выпустить из тюрьмы. Ле Телье уверяет, что Его Преосвященство, должно быть, лишился рассудка. Аббат Фуке в бешенстве, а Сервьен соглашается с Мазарини потому лишь, что другие ему противятся. Следует, по-видимому, признать, что один лишь Мазарини желает вас освободить и желает этого потому только, что надеется отомстить вам, отняв у вас Парижское архиепископство. Так, по крайней мере, он объясняет свои побуждения, но на самом деле в настоящую минуту им движет страх — страх перед нунцием, перед капитулом, перед духовенством, перед народом; я говорю “в настоящую минуту”, имея в виду недавнюю смерть монсеньора архиепископа, могущую в крайнем случае вызвать бунт, который, не будучи поддержан, ни к чему не поведет. Более того, я утверждаю, что смерть архиепископа не вызовет бунта, что нунций разразится угрозами и ничего не сделает, капитул станет протестовать и протесты его будут бесплодны, священники станут читать проповеди и этим ограничатся, а народ пошумит, но за оружие не возьмется. Все это я вижу совершенно ясно; а кончится дело тем, что вас переведут в Гавр или в Брест, отдав во власть и на милость ваших врагов, которые поступят с вами по своему усмотрению. Я знаю, что Мазарини не кровожаден, и, однако, меня пробирает дрожь, как я вспомню слова Ноая, сказавшего вам, что решено действовать скоро и притом следуя примерам, поданным другими государствами, и дрожу я потому, что у них достало решимости вам это объявить. Люди благородные для достижения своих целей могут иной раз объявить о подобных намерениях, не приводя их в исполнение; подлецам легче сотворить злодеяние, нежели объявить о нем.

Вы полагаете, будто из всего сказанного я вывожу заключение, что вам надо отречься от своего сана. Отнюдь. Я пришел сюда сказать вам, что вы обесчестите себя, если совершите этот шаг, и что в нынешних обстоятельствах вам должно, рискуя жизнью своей и свободой, которой, без сомнения, вы дорожите более, нежели жизнью, исполнить то, чего с великой надеждой ожидает от вас мир. Настала минута, когда вам должно делом доказать справедливость сентенций, за которые мы так часто укоряли вас: я, мол, не боюсь ни кинжала, ни яда, мне дорог лишь мир в моей душе; умирают, мол, равно повсюду. Так и следует ответить тем, кто станет предлагать вам отречение. До сих пор вы держались с достоинством и никто не вправе вас в чем-нибудь упрекнуть, тем более я не вправе пытаться убедить вас переменить мнение. Я и не прошу вас об этом; я желаю лишь, чтобы вы сказали мне напрямик: согласитесь ли вы получить свободу, если вам придется заплатить за нее не имеющей цены бумажонкой?» 621

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес