Мемуары

Отнюдь не столь чувствителен оказался я к жестокости г-жи де Рец и ее отца. Они не удержались, чтобы не выказать мне свою неприязнь тотчас после моего к ним прибытия. Герцогиня сетовала на то, что я не посвятил ее в свою тайну, хотя она покинула Нант накануне моего бегства. Отец ее, почти не скрывая, злобился на меня за то, что я упрямо отказываюсь подчиниться приказаниям Короля — он делал все, чтобы через де Бриссака убедить меня подтвердить двору мое отречение ⁶⁴². На самом же деле и он и она смертельно боялись маршала де Ла Мейере, который в ярости от моего побега и еще более от того, что никто из дворян его не поддержал, грозил предать огню и мечу их владения. В страхе своем они дошли до того, что вообразили, а точнее сказать, пожелали внушить другим, будто недуг мой — следствие моей изнеженности, что никакого вывиха у меня нет и я отделался одним лишь легким ушибом. Приближенный хирург герцога де Реца твердил об этом всем и каждому, как и о том, что с моей стороны жестоко из-за такой безделицы подвергать опасности всю мою родню, которая со дня на день может оказаться осажденной в Машкуле. Я тем временем не покидал постели, испытывая жестокие страдания и не в силах даже повернуться с боку на бок ⁶⁴³. Но подобные речи выводили меня из терпения настолько, что я решил покинуть этих людей и бежать в Бель-Иль, куда, по крайней мере, мог добраться морем. Пуститься в этот путь было весьма рискованно, ибо маршал де Ла Мейере вооружил все побережье. И все же я дерзнул.

В порту Ла-Рош, всего в полулье от Машкуля, я сел в шлюпку ⁶⁴⁴, которой Ла Жискле, капитан корабля и опытный мореход, пожелал править сам. Непогода вынудила нас бросить якорь в Ле-Круазике, где нас едва не задержала шлюпка, посланная ночью проверить, кто мы такие. Ла Жискле, знавший местное наречие и нравы, ловко выпутался из беды. На другой день с рассветом мы вновь вышли в море и вскоре увидели бискайский баркас ⁶⁴⁵, пустившийся за нами в погоню. Мы стали спасаться от него бегством, ради де Бриссака, которому вовсе не хотелось оказаться в Испании, ибо, в отличие от меня, он не бежал из тюрьмы, а, стало быть, путешествие подобного рода могло быть вменено ему в преступление. Поскольку баркас шел полным ходом и уже настигал нас, мы почли за благо пристать к острову Рюис. Баркас двинулся было туда вслед за нами, довольно долго лавировал у нас на глазах, но потом скрылся из виду. Мы вышли в море ночью и с рассветом прибыли в Бель-Иль.

Во все время этого путешествия я терпел муки невообразимые, и только крепость моего сложения не дала возникнуть и распространиться гангрене от обширной раны, которую врачевать было нечем, кроме соли и уксуса.

Таких обид, как в Машкуле, мне в Бель-Иле претерпеть не пришлось, однако, правду сказать, твердости я встретил там не более. Во владениях Рецев вообразили, будто комендант Ла-Рошели де Нёшез вот-вот получит приказ осадить Бель-Иль. Там узнали, что маршал де Ла Мейере велел снарядить в Нанте два больших баркаса ⁶⁴⁶. Известия эти были правдивы и точны, однако опасность была вовсе не так близка. Чтобы она приблизилась, должно было пройти время куда более долгое, нежели то, в каком нуждался я для того, чтобы поправить свое здоровье. Но страх, охвативший Машкуль, поселил тревогу в Бель-Иле — я заметил ее, когда понял, что окружающие думают, будто никакого вывиха в плече у меня нет, и от боли, причиняемой ушибом, болезнь моя представляется мне опаснее, чем она есть в действительности. Трудно описать, какое горькое чувство пробуждают подобные пересуды, когда ты сознаешь всю их несправедливость. Правда, горечь эта скоро переменяет свой характер, если ты замечаешь, что пересуды порождены страхом или усталостью. В тех, о которых я вам рассказываю, сказалось и то и другое.