Мемуары

Галера чудом оказалась цела. И все же более двух часов ушло на то, чтобы снять ее с мели. За мной прислали фелуку, и я вновь поднялся на борт. Выходя из пролива, мы опять заметили фрегат, который, видя, что галера его более не преследует, продолжал свой путь. Мы бросились за ним — он стал уходить. Нагнав его менее чем за два часа, мы увидели, что фрегат и в самом деле турецкий, однако он попал в руки генуэзцам, которые отбили его у турок и вооружили. Признаться, я был очень рад, что приключение на этом закончилось. Битва вовсе мне не улыбалась; она была не опасна, но любая полученная мной в ней царапина поставила бы меня в смешное положение. Дон Фернандо Карильо, человек молодой и большой храбрец, предложил устроить баталию, и у меня недостало духу ему отказать, хотя я понимал, как это неосторожно. Но поскольку погода начала портиться, решено было зайти в Порто-Веккьо — заброшенный порт на острове Корсика. Трубач, посланный туда комендантом находившегося неподалеку генуэзского форта, предупредил нас, что герцог де Гиз с шестью французскими галерами находится в Порто-Конде — судя по всему, он нас заметил и может нынче же ночью напасть на нас, пока мы стоим на якоре.

Мы решили тотчас же выйти в море, хотя надвигалась сильная буря и покидать Порто-Веккьо в темноте было довольно опасно, потому что при самом выходе из порта у подводной скалы образуется весьма коварное течение. С восходом луны ветер свежел, и наконец разыгралась такая буря, подобной которой, быть может, не бывало на море. Королевский лоцман неаполитанского галерного флота, находившийся на нашем судне и проведший в море уже полвека, сказал, что ничего похожего ему не приходилось видеть. Все молились, все исповедовались, один лишь дон Фернандо, который на суше причащался каждый день и вообще отличался ангельским благочестием, один лишь он, говорю я, не торопился пасть на колени перед священниками. Он не мешал каяться другим, но сам воздерживался от покаяния. «Боюсь, — шепнул он мне на ухо, — что исповеди эти, исторгнутые единственно страхом, ничего не стоят». Он все время оставался на своем посту, отдавая приказания с поразительным хладнокровием, и, помню, обращаясь к ветеранам-пехотинцам неаполитанского полка, которые немного растерялись, учтиво и ласково подбадривал их, величая их неизменно sennores soldados de Carlos Quinto (сеньоры солдаты Карла Пятого (исп.).) ^б63.

Капитан галеры, по имени Виллануэва, в минуту самой большой опасности приказал принести себе кружевные манжеты и красную перевязь, объявив, что истинный испанец умирает с эмблемой своего короля. Он уселся в глубокое кресло и пнул ногой в зубы беднягу-неаполитанца, который, не в силах удержаться на ногах, полз по палубе на четвереньках, крича: «Sennor don Fernando, par l'amor de Dios, confession!» (Сеньор дон Фернандо, ради Бога, исповедь! (исп.)). Ударив беднягу, Виллануэва воскликнул: «Ennemigo de Dios, pides confession!» (Ах ты, вражий сын. И ты еще смеешь просить об исповеди! (исп.)). Когда я стал убеждать капитана, что он прибегнул не к самому лучшему доводу, он возразил мне, что este veilaco (этот трус (исп.).) бесчестит всю галеру. Вы не можете представить себе весь ужас большой бури, но вы не можете также вообразить себе весь ее комизм. Один сицилийский монах ордена обсервантов ⁶⁶⁴, устроившись у грот-мачты, твердил, что ему явился Святой Франциск и уверил, что мы не погибнем. Вздумай я описывать вам все страхи и нелепости, какие приходится наблюдать в подобных случаях, я никогда бы не кончил.

Смертельная опасность длилась всего семь часов, после чего мы ненадолго укрылись от непогоды возле острова Пьяноса. Буря улеглась, и мы добрались до Порто-Лонгоне. Здесь мы провели праздник Всех Святых и День поминовения, потому что противный ветер помешал нам выйти в море. Испанский губернатор принял меня со всею возможной учтивостью и, поскольку погода оставалась плохой, посоветовал мне посмотреть Порто-Ферраре, находящийся, как и Порто-Лонгоне, на острове Эльба. Один порт от другого отделяют всего пять сухопутных миль, и я направился туда верхом.