Мемуары Дьявола

Видимо, только поэтому барону удалось скрыться, так как уже в двадцати шагах от гостиницы он был недосягаем для жандармов, но даже если бы кто-то и встретил бегущего с непокрытой головой человека, то несомненно принял бы его за сумасшедшего или вора.

Когда наконец усталость взяла свое, барон остановился и сел у края дороги на одну из тех куч дорожных камней, которые постоянно напоминают путникам о том, что местные власти неустанно заботятся о состоянии дорог, тогда как выбоины на тех же дорогах дают понять, что их не ремонтируют никогда.

Прошло некоторое время, прежде чем Луицци, сидя на своем странном сиденье, почувствовал, как начало стихать бешеное биение его сердца, возбужденного долгим бегом. Он еще не мог думать, он слишком запыхался, чтобы на чем-нибудь сосредоточиться. Боль в легких мешала ему. И только когда воздух стал более или менее свободно проникать в грудь, Луицци начал приходить в себя, мысли завихрились в его голове. Увидев себя посреди большой дороги, он вспомнил о Леони, которую только что бросил одну, без защиты, оставил в лапах мужа, на потеху его злобе, и одновременно устыдился и ужаснулся самому себе.

Полный решимости, он поднялся, чтобы вернуться в Орлеан, но, как только сделал первый шаг, услышал голос, зазвучавший из темноты:

– Глупец!

Луицци обернулся и увидел Сатану, который сменил облик Акабилы на нечто менее вычурное. Теперь Дьявол облачился в дорожное платье, если можно так назвать тот обыкновенно жалкий и невзрачный костюм, который мы носим во всех случаях жизни. Тем не менее его сюртук был застегнут до самого подбородка, длинные сапоги на меху поднимались выше колен, просторное пальто «летучая мышь» свисало с плеч, а кепка с опущенными на уши отворотами заменяла ему тот бесформенный кусок черного фетра, который именуется шляпой.

Луицци, слишком недовольный собой, нуждался в ком-то, на кого он мог свалить вину за собственное недостойное поведение, поэтому, едва узнав Дьявола по блеску зрачков, горевших бледно-зеленым светом, барон вскричал:

– Кто звал тебя, раб?

– Ты.

– Ложь!

Дьявол повернулся спиной к Луицци и холодно ответил:

– Вы сошли с ума, господин барон.

– Да… да, правда, я звал тебя, но не здесь, и я не просил тебя следовать за мной.

– Вы приказали мне удалиться?

При этих словах Луицци почувствовал, как им овладевает то неуемное бешенство, что требует выхода в насилии. Да, в тот момент он многое бы дал, чтобы это бесстрастное существо оказалось просто человеком, с которым можно драться, которого можно избить и который может дать сдачи; но Арман знал, что бессилен перед своим жутким слугой, чувство бессилия удвоило его ярость, и она, не находя иного выхода, обратилась на него самого. Ударив себя в грудь, барон принялся кричать:

– О, какое я ничтожество!

– Глупец, – не моргнув глазом повторил Дьявол.

– Трус!

– Глупец!

– О сумасшедший, я в самом деле сумасшедший!

– Глупец, в самом деле глупец! – не отставал Дьявол.

– Сатана, – рассвирепел Луицци, – берегись, Сатана, я тебя предупреждал. Я свяжу тебя по рукам и ногам, ты еще пожалеешь о потраченном со мной времени, тысячи жертв ускользнут от тебя, пока ты будешь торчать подле меня.

– Ладно, ладно, – смирился Дьявол, – куда мы направляемся?

– В Орлеан.

– Пошли.

И они тронулись в обратный путь.

– К кому мы идем? – Дьявол щелкнул ногтем большого пальца по переднему зубу, высек искру и зажег трубку очень странной формы; ее головка отличалась огромными размерами и сидела на длинной и гибкой, крутящейся вокруг собственной оси ножке. Луицци не удержался и стал рассматривать трубку, а Дьявол заметил его взгляд и сказал:

– Ты обратил внимание на мою трубку, она того стоит. После того как готическая архитектура вышла из моды, мне захотелось использовать маленькие детали, которые она приписывала моей особе, и я соорудил себе трубку из собственного хвоста и рогов.

Бывают столь безумные идеи, против которых никто не способен устоять: они так грубы и неожиданны, что вызывают конвульсивный смех подобно щекотке, которая заставляет хохотать человека, испытывающего даже самые острые страдания. Луицци тоже не удержался от смеха, а Дьявол, невозмутимо посасывая собственный хвост, повторил:

– Так куда же все-таки мы идем?

– Искать Леони.

– Тогда нам лучше срезать по этой дороге, которая приведет нас прямо к дому, где заключены умалишенные и женщины легкого поведения.

– Леони в тюрьме с женщинами легкого поведения! – вскричал барон.

– Поскольку муж приказал ее арестовать, то, вероятно, для того, чтобы отправить в тюрьму, поскольку ее поместили в тюрьму, то не могли поместить с ворами и убийцами.

– О! Леони! Леони! Что же делать? – Барон остановился в отчаянии и полной растерянности.

Дьявол в свою очередь уселся на груду камней, скрестил ноги и, посасывая трубку одним уголком рта, принялся насвистывать другим:

Всегда я – баловень у дам,
Был с женами любезен
Но, каюсь, я грубил мужьям…

– Сатана! Сатана, замолчи! – Луицци рассвирепел от бестактности Дьявола, который, казалось, смеялся над его горем.