Мемуары дьявола

«Да, конечно». — Натали улыбнулась и позволила поцеловать себя в лоб. Ее рука уже сжимала маленький флакон.

«В добрый час, сердце мое, — сказал дю Берг, — ты увидишь сейчас, как я тебя люблю…» — И он дотронулся до белоснежной шейки Натали.

«Ой! — вскрикнула она. — Посмотрите, нет ли кого за дверью…»

«Ну-ну, малышка…»

«Прошу вас».

Он отошел к двери, приоткрыл ее и вернулся к Натали; она так и стояла у секретера, бледная и дрожащая…

«Что с тобой?»

«Что-то мне дурно; подайте воды, умоляю».

«Вот же прекрасное бордо вашего папеньки; выпейте, это придаст вам сил».

«От вина мне будет еще хуже, — возразила Натали. — Но раз здесь нет другого бокала, я его вылью, а потом…»

«Ну вот еще! Переводить такое добро! Я не столь расточителен, когда хочу!»

И, схватив бокал, он осушил его одним махом.

«Ну, а теперь?»

«Теперь я твоя…»

— Как! — прервал Дьявола Луицци. — Так она отдалась этому прохвосту, и юный дю Берг, ее отпрыск, не кто иной, как сын…

— Ее отпрыск, — ухмыльнулся Дьявол, — это совсем другая история; ибо трех капель синильной кислоты из флакончика Натали вполне хватило для того, чтобы барон дю Берг отбросил копыта, не сделав и шагу.

— Так-так, — пробормотал Луицци. — И что же дальше?

— Дружище, — вкрадчиво произнес Дьявол, — уже пробило три часа, не стоит заставлять ждать госпожу де Фаркли.

— Однако я хотел бы знать…

— Разве вы не знаете уже кое-что, что поможет вам в вашем любовном приключении? Теперь вы знаете, что представляет из себя добродетельнейшая госпожа дю Берг, идите же, познакомьтесь с порочнейшей развратницей по имени Лора де Фаркли.

Хмыкнув на прощание, Сатана растаял в воздухе, и Луицци остался в ложе один…

X Как женщины заводят любовников

На пути к часам, под которыми Луицци надеялся найти Лору, ему пришлось пробираться сквозь довольно многочисленную группу юных щеголей, обступивших двух женщин, которые без передышки осыпали их насмешками; одна из них обернулась, и барон узнал госпожу де Фаркли.

Лора тут же подхватила Армана под руку и решительно провела его через веселую компанию. Щеголи расступились с нарочитой галантностью, всем своим видом показывая, что уважают эту женщину только за ее принадлежность к слабому полу, а не как личность. Едва парочка отошла на несколько шагов от компании франтов, как Лора томно спросила:

— Господин де Луицци, не так ли?

— Да, сударыня.

— И вы недавно прибыли из Тулузы?

— Да, сударыня.

— Это вас я имела удовольствие видеть у госпожи де Мариньон?

— Да, сударыня.

— А знаете ли вы, сударь, сколь шумная молва опередила вас?

— Меня, сударыня? С чего вдруг, Бог мой? Я самый серый человек во Франции…

— Не серый, а скрытный, сударь; ведь говорят, вы пережили приключения, вполне достойные того, чтобы мужчина вошел в моду, если бы только все произошло не в Тулузе.

— По правде говоря, сударыня, когда я смотрю на вас, у меня нет ни малейшего желания вспоминать о прошлом.

— По правде говоря, сударь, вы неблагодарны к собственному прошлому; меня уверяли, что трудно встретить особу более обворожительную, чем бедняжка маркиза дю Валь, и женщину более обаятельную, чем эта молоденькая купчиха, госпожа… госпожа… как ее?

— Клянусь, мне нечем хвастаться, я хотел бы позабыть обо всем, даже если бы не был рядом с вами.

— Сударь, нехорошо так говорить; вот оно — мужское благородство и справедливость! Не подумайте, я не считаю, что любовные привязанности должны быть вечными; жизненные интересы, честолюбие могут увлечь мужчину далеко от любимой женщины, и вряд ли он всю жизнь будет хранить нерушимую верность — такое просто невозможно; но если, разлюбив или же просто оставив, он поливает женщину грязью или становится ей врагом — это, по-моему, отвратительно и недостойно!

— В подобных преступлениях я нисколько не замешан, — возразил Луицци. — Уверяю, что никто не испытывает столь глубочайшего, как я, уважения к двум женщинам, о которых вы только что упомянули.

— Ха-ха-ха! Вот еще анекдот! — Госпожа де Фаркли рассмеялась, мягко откинувшись назад, а затем оперлась посильнее на руку Луицци, давая ему таким образом прочувствовать всю хрупкую эластичность своего тела, невыразимо сладострастно и непринужденно пружинившего при каждом шаге.

— Что вы хотите сказать, сударыня? Почему анекдот? Что смешного в том, чтобы уважать женщин, заслуживающих почтения?

Госпожа де Фаркли уже обеими руками обхватила руку Луицци, так что прижалась грудью к его плечу, и прошептала на ушко:

— Вы, барон, маленький ребенок.

Она произнесла эти слова тоном снисходительного превосходства, и в устах такой женщины, как госпожа де Фаркли, обращавшейся к такому мужчине, как барон де Луицци, могли означать только следующее:

«Вы не представляете, чего стоите на самом деле, и теряете все шансы на успех только потому, что чересчур скромны».

По крайней мере, именно так воспринял ее слова барон, тем не менее возразивший:

— Ребенком я являюсь еще в меньшей степени, нежели героем анекдота.

— Ну хорошо, вы не смешны и вы не ребенок — прошу прощения за некоторую неточность; просто вы какой-то ненастоящий, а вернее, не совсем естественный.