Мемуары двоечника

— Сейчас я чудо совершу,
И этим вас ошарашу́.
Вот эта трость сейчас взлетит
И надо мною пролетит.

(с этими словами он запускал палку на леске).

Волшебным образом она
Летает по небу сама (по какому такому «небу»?!).
Не понимаете, друзья,
Как этим всем владею я? —

продолжал он, раскручивая трость на тросе…

Я был в ужасе! Мне казалось, что сейчас нас начнут бить. Почему нас? Потому что я сидел со своими приборами прямо перед сценой — на пути разъяренной толпы зрителей.

Однако каждый раз обходилось без мордобоя. К моему великому удивлению, люди не замечали этот канат, который для меня становился толще и толще с каждым разом.

В конце выступления следовал трюк, который я, хоть убей, не мог разгадать. Фокусник доставал из кармана портсигар, открывал его, брал папиросу и начинал свою шарманку:

— Хочу я очень закурить,
Но где же мне огонь добыть?

С этими словами он лез в карман и… ничего не доставал. Однако подносил руку с воображаемым коробком спичек к микрофону, тряс пустой рукой… и раздавался характерный звук (настоящий коробок был спрятан под рукавом рубашки). Потом он вновь открывал портсигар (ключевой момент!), стучал по его внутренностям папиросой, вставлял ее в рот, чиркал воображаемой спичкой, подносил ее к папиросе и, произнеся:

— Без всякого огня, вот так,
Я раскурю сейчас табак, —

делал затяжку… и папироса раскуривалась!

Я этого не понимал! Даже если предположить, что у него в портсигаре горит огонек, все равно без затяжки папиросу не разжечь (курильщики понимают, о чем я говорю). И это незнание меня выматывало. Я и так и сяк подкатывал к факиру, заискивал перед ним, говорил комплименты — нет. Не раскалывался — и все тут! Однажды мы возвращались после концерта на автобусе, и вдруг фокусник говорит мне:

— Я в гостиницу не поеду сегодня, ты, пожалуйста, возьми мой чемоданчик к себе, а завтра утром я его заберу.

— !!!

А теперь представьте, с какой скоростью я несся по коридорам отеля! Дрожащими руками я раскрыл заветный саквояж, оттягивая момент истины, поиграл в другие фокусы… и, наконец, взял в руки портсигар. Все оказалось точно так, как я и предполагал. С одной стороны, прижатые резинкой, лежат несколько папирос, а с другой — пальчиковая батарейка проводки и нить накаливания. Нажимая папиросой на эту нить, ты замыкаешь контакт, и она разогревается докрасна. Все понятно… но как раскурить?! Может быть, табак пропитан каким-нибудь специальным веществом, которое разгорается через паузу? В общем, чего я только не делал: я стучал, я прижимал, я просто раскуривал папиросу, как от зажигалки — тщетно! И хотя факир не был пьян, фокус не удался!

Посрамленный, наутро я вернул чемоданчик маэстро и с этого момента кардинально поменял к нему свое отношение: и трос превратился в невидимую нить, да и стихи оказались не такими уж плохими, потому что «поэт в России больше, чем поэт»… он еще и фокусник!

Далее выступали молодые талантливые ребята Галя Коньшина и Юра Непомнящий. Они играли эстрадные миниатюры-скетчи и, в сущности, были единственной моей отдушиной на этих гастролях. Впоследствии мы долго поддерживали отношения, и я даже что-то для них написал. Потом этот дуэт-семья распался, и спустя несколько лет Галя засияла всеми красками своего пародийного таланта в программе «Большая разница».

Потом на эстраду выходил юморист Борис Брайнин и долго добивал зрителей курортно-санаторным юмором типа такого:

— Говорят, что в моде ныне
Есть купальники бикини.
Тут черта и тут черта —
больше нету ни черта!

(Смех, переходящий в аплодисменты.)

— Весной они поженились и прожили в мире и согласии до глубокой осени.

(Просто смех.)

— Иных уж нет, а тех долечат.

(Пауза… смех… аплодисменты.)

— Жизнь скоротечна, нужно верить фактам.
Вот брат жены брошюрку прочитал,
Трусцой неделю бегал от инфаркта,
А на вторую тот его догнал.

(Хохот, повизгивание, бурные аплодисменты.)

И наконец:

— И такое я в отпуске слышал, друзья:
«Дом отдыха — наша вторая семья!»

(Смех, переходящий в визг, овация.)

Антракт.

Второе отделение начиналось мощно. К микрофону выходил Вадим Реутов и как бы по-свойски начинал:

— Однажды мой седой руководитель,
Стараясь в разговоре быть построже,
Упрек мне бросил: «Мало говорите
Со сцены вы о нашей молодежи…»