Мемуары двоечника

После концерта «на привале»

Нам показалось, что от этого удара весь Дворец культуры слегка содрогнулся. Мы, замерев, с ужасом смотрели на Сережу. В этот момент заиграла музыка на открытие занавеса. Звукорежиссер принял мой истошный крик: «Давай!» — за команду включить фонограмму.

Начало концерта — это наше с Урсуляком десятиминутное выступление, эдакий парный конферанс, где мы рассказываем о театре, шутим и т. д. Занавес открывается, мы уже должны быть на сцене, а Сергей стоит на четвереньках и как-то подозрительно умиротворенно смотрит на ударенную им мраморную плиту.

— Скорей! Побежали! — кричу я, натягивая пиджак. Сережа не шевелится. Тогда я хватаю его в охапку, ребята помогают надеть на него пиджак, и мы, взявшись за руки, выходим на сцену (сам он не шел). Подходим к микрофону, и я начинаю:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

Реплика Урсуляка — тишина.

— Сейчас перед вами выступят артисты театра «Сатирикон», — говорю я его текст. — Театр «Сатирикон» — название новое, непривычное (моя реплика).

Сергей молчит и с некоторым удивлением смотрит на зрителей.

— Куда более привычно звучит Ленинградский театр миниатюр или просто Театр Аркадия Райкина, — заканчиваю я, уже не глядя на партнера.

Потом я за двоих шутил, при этом в тех местах, где обычно у нас шли легкие поклоны, Сергей не забывал активно кланяться, но молчал как рыба. В один из таких поклонов я вдруг с ужасом увидел, что мы оба стоим с засученной правой штаниной (в суматохе я забыл их поправить перед выбегом на сцену). При этом у Сережи брюки были закручены на обеих ногах: он тогда отрабатывал удар левой.

Как я выжил тогда — не знаю. Дело не в тексте: все его реплики я, естественно, знал наизусть. Я говорил и представлял, что думают сейчас зрители? Вышли рука об руку два взмыленных парня с закатанными штанами, один стал говорить, а второй молчит и все время кланяется.

Представляя себе эту картину, я готов был лопнуть от смеха, но глубокая гражданская сознательность, чувство долга, высочайший профессионализм и прочая белиберда помогли мне закончить вступительный монодиалог.

Сразу же после вступления, не уходя со сцены, мы с Урсуляком вливались в первую миниатюру, где участвовали остальные артисты (их повизгивание и всхлипывание от смеха я то и дело слышал во время своего монолога).

Артисты-футболисты

Выйдя на сцену, все старались не смотреть друг на друга и особенно на Сережу, который в задумчивости сидел на своем стуле. Оттарабанив свои куски, актеры начинали сосредоточенно разглядывать ногти или мечтательно смотреть куда-то вдаль, но когда Урсуляк не заговорил в положенное ему время… От краха нас спас Володя Большов (он меньше всех «раскалывался» на сцене). Он встал и, не глядя ни на кого, быстро и без выражения отговорил Сережин текст… В общем, как-то выжили.

Сознание к Урсуляку вернулось минут через пятнадцать, мы доиграли концерт… — и все! И никаких последствий!

Помните стишок:

«Орешек знанья тверд, но все же
Мы не привыкли отступать!..»

Попытка расколоть мраморный пол Дворца культуры завершилась благополучно, Академгородок и С. В. Урсуляк отделались легким испугом.

Умань и ее освободители

Ты находишься там, где твои мысли.

Так позаботься о том, чтоб твои мысли

находились там, где ты хочешь быть.

/Ребе Нахман/

Как-то во время изнурительного двухмесячного концертного турне (костлявая рука голода заставляла нас работать весь летний отпуск) у нас образовалось недельное «окно». Замученные бесконечными переездами и выступлениями, мы решили взять паузу и вздохнуть. Счастливый коллектив разъехался по странам и весям, договорившись встретиться через неделю в украинском городе Умань для продолжения гастролей.

Я с женой Таней поехал в Гагры, где также с концертами выступали Михаил Михайлович Державин и мой папа.

Жили они на легендарной даче Председателя ЦК КПСС Абхазии Нестора Лакобы. Нет, не пугайтесь, Лакобу убил Берия в 1936 году, а в описываемое время дача превратилась в «Объект» специального назначения, то есть в дом приемов Абхазского руководства. Там-то папу с Державиным и поселили. Вообще-то дача эта была построена еще в 1903 году принцем Ольденбургским, который хотел превратить Гагры в кавказскую Ниццу, но не успел по вполне объективным причинам.

«Объект» оказался очень красивым миниатюрным замком с колоннами, балконами, галереями и просторной террасой, где каждый вечер партийные чиновники устраивали приемы для зарубежных и не очень гостей.

Когда папа с Державиным возвращались с концерта, приемы уже, как правило, заканчивались, и начиналось самое интересное. Все сотрудники «Объекта», от директора до уборщиц, конечно же, души не чаяли в своих именитых постояльцах, поэтому, как только уезжали партийные начальники, осуществлялась молниеносная ресервировка стола, и нас приглашали отужинать.

А. Ширвиндт, М. Державин