Однажды я возвращалась из университета, и знакомый родителей, увидев меня, снял шапку. Ставшая свидетелем этой сцены Фаина Георгиевна с таким удивлением посмотрела на нас. Ведь подобные церемонии были уже редкостью.
Году в 1942-м в Тбилиси приезжал писатель Алексей Толстой. Тогда как раз вышел его роман «Петр Первый».
Существует версия о том, что Петр был сыном грузинского царевича Ираклия. И Толстой хотел написать об этом.
Мне об этом рассказала Тина Леонидзе, дочь поэта Георгия Леонидзе, который дружил с Алексеем Толстым. Когда Толстой приезжал в Тбилиси, то бывал у Леонидзе.
В тот день, когда он пришел в гости, мы с Тиной как раз вернулись из университета, где учились на одном курсе филологического факультета. Я запомнила Толстого – он был очень интеллигентен, добродушен и обаятелен. В честь его приезда был накрыт большой богатый стол. Нас, девчонок, за него конечно же не пригласили. Мы занимались в соседней комнате.
На следующее утро в университете Тина передала мне, о чем шла речь за столом. Ей об этом рассказал отец.
Алексей Толстой, работавший тогда над продолжением своего романа, сообщил Леонидзе, что нашел документы, по которым отцом Петра Первого является грузин. Толстой показал бумаги Сталину, но тот попросил не использовать их при работе над романом. И о «грузинской версии» не писать…
9 мая 1945 года я была на лекции по истории всемирной литературы. Сидим, слушаем лектора. И в это время кто-то кричит: «Война кончилась!»
Мы вскочили и тут же выбежали из аудитории на улицу. Был такой солнечный день. Люди кричали от счастья, от радости, многие плакали.
Когда сегодня проезжаю мимо второго корпуса университета, каждый раз вспоминаю тот ликующий крик о победе!
После войны в нашем доме появился незнакомый изможденный человек, который рассказал, как сидел в одной камере с нашим отцом.
В один из дней папа услышал крик пытаемой в тюремном дворе женщины. «Это моя Бабошка», – сказал он, приняв голос за мамин. Наутро он был совершенно седой.
А когда в тюрьму пришла новая партия арестованных, папа стуком через стенку спросил, нет ли известий о Бабо. И ему ответили, что ее арестовали. Так папа три дня не прикасался к тюремной похлебке.
27 июня 1937 года папу арестовали, 22 февраля 1938-го тройка присудила ему расстрел, и через два дня приговор привели в исполнение.
Но о том, что отца уже нет, мы не знали. И верили, что самое тяжелое в нашей жизни подошло к концу.
В 1951 году я даже поехала отдохнуть на море, в Гагры. Там в санатории работал мой двоюродный брат.
Как-то я была на пляже, когда он подошел ко мне и предупредил, чтобы я пока не думала уходить.
«Сталин приехал, и вся дорога оцеплена охраной, тебя все равно не пропустят», – сказал он.
Я как это услышала, тут же подхватилась и побежала к себе. Думала, успею проскочить, а то неизвестно сколько еще придется на пляже сидеть. Но только подошла к дороге, как буквально из кустов появился человек и сказал, чтобы я не двигалась.
В этот момент на дороге появилось несколько черных машин. В окне одной из них мелькнуло, как мне показалось, лицо Сталина. Мы потом с подругами подсматривали за ним.
Раздобыли бинокль и в него видели, как Сталин на территории своей дачи сажал деревья. Вышел из дома в военном френче, взял лопату и начал копать землю.
А через день меня забрали в милицию…
Я вообще поехала в Гагры по настоянию своей подруги Лианы Асатиани. Она за год до меня путешествовала на теплоходе «Россия» по Черному морю. И увлеклась помощником капитана, Годомайчук была его фамилия.
Так он ей понравился, что Лиана только об этом Годомайчуке и говорила со своей подругой Нателлой Цхитишвили, которая была с ней на том теплоходе.
Поскольку они говорили на грузинском, то позволяли себе обсуждать молодого человека прямо в его присутствии.
Так получилось, что на море разыгрался шторм и теплоход не смог вовремя причалить в Гаграх. Помощник капитана извинился перед пассажирами за доставленное неудобство. А Лиана в это время по-грузински обратилась к Нателле: «Какое счастье, что разыгрался шторм. Вот бы он еще недельку не утихал».
Когда «Россия» наконец причалила к берегу и подруги собрались спускаться по трапу, к ним подошел Годомайчук и обратился к ним на чистом грузинском языке: «Мне тоже жаль, что шторм так быстро утих и нам приходится расставаться».
Лиана с Нателлой растерялись, а потом разговорились с помощником капитана. Оказалось, что его мать – грузинка. И он свободно говорит на этом языке…
Когда Лиана с Нателлой вернулись в Тбилиси, то говорили только об этом молодом человеке. И все время поднимали тост: «За тех, кто в море». Даже когда мы приходили выпить лимонаду в «Воды Лагидзе», они неизменно говорили: «За тех, кто в море».
Поэтому, когда я сказала им, что брат приглашает меня приехать в Гагры и я не знаю, ехать ли мне, они одновременно воскликнули: «Обязательно поезжай! Ведь в Гагры заходит теплоход «Россия», на котором служит Годомайчук. И ты сможешь полюбоваться им».
Ну я и поехала. Тем более что и брат настаивал.