Мемуары генерала барона де Марбо

Самый красивый особняк был украшен гирляндами и заполнен чёрными шляпами людей, собравшихся из города и окрестностей. После бесконечных комплиментов все уселись за огромный стол, на котором стояли самые изысканные блюда и более всего дичь, которую очень ценили в этом крае. Произносились горячие речи против врагов свободы, поднимались многочисленные тосты за здравие известных людей, и обед закончился только в 10 часов вечера. Было уже поздно возвращаться в Бомпар, к тому же отцу было неудобно быстро отделаться от принимавших его хозяев, и он решил остаться на ночь в Кавайоне. Таким образом, весь вечер прошёл в разговорах, весьма горячих. Наконец мало-помалу все гости разошлись, и мы остались одни. На следующее утро г-н Го спросил у хозяина гостиницы, какая часть причиталась с моего отца за пиршество, организованное накануне, поскольку он считал, что это был пикник, где каждый вносил свою долю. Однако этот славный человек передал ему счёт на более чем 1500 франков, поскольку милые патриоты не заплатили за праздник ни одного су. Нам рассказали, что некоторые выразили желание внести свою долю, но подавляющее большинство ответило им, что это было бы оскорблением для генерала Марбо.

Капитан Го был взбешен таким поступком, но мой отец, который в первый момент не мог прийти в себя от удивления, затем расхохотался и велел хозяину гостиницы явиться за деньгами в Бомпар, куда мы должны были вернуться тотчас же, не сделав при этом ни одного замечания нашему хозяину и хорошо поблагодарив всех слуг.

Наконец река успокоилась, и мы смогли пересечь её и отправиться в Экс.

Хотя я и не достиг ещё возраста, чтобы говорить на политические темы с моим отцом, о чём он сам когда-то сказал, я всё же начал думать, что республиканские убеждения отца сильно изменились за последние два года и то, что он слышал за званым обедом в Кавайоне, окончательно поколебало их. Однако он не проявил никакого неудовольствия по поводу так называемого пикника. Это его даже развлекало. Особенно его забавлял гнев г-на Го, который не переставал повторять: «Меня не удивляет, что, несмотря на дороговизну всех этих яств, эти мерзавцы заказали их такое количество, да ещё попросили столько бутылок дорогого вина!»

Это был наш последний день в почтовых каретах. Когда мы пересекали горы и великолепный лес Эстереля, мы встретили начальника бригады (или полковника)[20] 1-го гусарского полка в сопровождении офицера и нескольких всадников, сопровождавших захромавших лошадей. Они направлялись в полковое депо[21], расположенное в Пюи, в Велэ[22].

Полковника звали Пикар, за ним сохранили командование полком благодаря его административным талантам. Он много времени проводил в депо, где занимался экипировкой солдат и подготовкой лошадей, которых затем отправлял в боевые эскадроны, где сам появлялся крайне редко и оставался очень недолго. Увидев г-на Пикара, отец приказал остановиться, вышел из экипажа и, представив меня полковнику, отвёл его в сторону, с тем чтобы он указал ему младшего офицера, достаточно разумного и хорошо воспитанного, которого можно было бы назначить моим наставником. Полковник указал на унтер-офицера Пертеле. Отец записал его имя, и мы продолжили наш путь до Ниццы, где и нашли Р***, устроившегося в прекрасном отеле с нашими экипажами и лошадьми, находившимися в прекрасном состоянии.

Глава VIII

Прибытие в Ниццу. — Мой наставник Пертеле. — Как я становлюсь настоящим гусаром Бершени. — Меня начинают считать «своим». — Моя первая дуэль в Мадонне около Савоны. — Похищение обоза быков в Дего

Ницца была заполнена войсками, среди которых находился и эскадрон 1-го гусарского полка, к которому я принадлежал. Этот полк в отсутствие полковника находился под командованием храброго начальника эскадрона[23] по имени Мюллер (он был отцом того несчастного адъютанта из 7-го гусарского полка, который на моих глазах был ранен пушечным выстрелом в битве при Ватерлоо). Узнав о прибытии дивизионного генерала, Мюллер отправился представиться моему отцу, и они решили, что после нескольких дней отдыха я буду служить в 7-й роте под командованием капитана Матиса, человека достойного, ставшего впоследствии полковником в годы Империи и маршалом после Реставрации.