Однако я не мог скрывать от себя, что если бы дело дошло до сражений, то силы оказались бы неравными. Действительно, из гостиницы, где я поселился, я каждый день видел 3–4 тысячи городских жителей — рабочих и крестьян, вооружённых палками, собиравшихся на большой городской площади, прислушиваясь к речам многочисленных бывших австрийских офицеров. Те были богатыми дворянами и покинули службу после объединения Бельгии и Франции, а в настоящее время всячески выступали против Империи. Агитаторы ругали Империю, которая обложила их налогами, отняла у них детей, чтобы послать их на войну, и т.д. и т.п. Эти высказывания выслушивались с тем большим вниманием, что исходили от богатых собственников земли, обращавшихся с этими словами к своим арендаторам и к людям, которым они давали работу и на которых, следовательно, они имели очень большое влияние.
Добавьте к этому, что каждый день приносил известия о продвижении вражеских войск, подходивших к Брюсселю, тесня остатки корпуса маршала Макдональда. Все французские чиновники и служащие покинули департамент Жемапп и скрылись в Валансьене и Камбре. Наконец, мэр Монса г-н Дюваль де Болье, весьма почтенный человек, счёл своим долгом предупредить меня, что мой небольшой гарнизон и я сам не могли рассчитывать на безопасность, находясь среди многочисленного враждебного населения, и, соответственно, мне лучше всего было бы оставить город, чему никто не будет препятствовать, поскольку мой полк и я сам всегда жили в согласии с местными жителями.
Я понял — это предложение исходило от некоего комитета, состоявшего из бывших австрийских офицеров, а мэру поручили передать мне это предложение в надежде смутить и испугать меня. Поэтому я решил
Спустя полчаса весь гарнизон был вооружён, и, как только муниципальный совет в сопровождении самых богатых жителей города появился на площади, я сел на лошадь, чтобы всем было меня видно, предупредил мэра, что, прежде чем говорить с ним и его Советом, я должен отдать очень важный приказ своим войскам. После этого я сообщил моим солдатам о предложении, которое мне только что сделали: покинуть без боя город, доверенный нашей охране. Мои люди были крайне возмущены этим предложением и выразили своё негодование очень громко. Я был откровенен и сказал, что поскольку городские стены разрушены во многих местах и артиллерии у нас мало, то для нас будет очень трудным защищать город против войск противника, но, однако, в случае неудачи мы будем яростно сражаться и, если, вопреки международному праву, жители города и деревень выступят против нас, мы не должны будем ограничиваться только
Это выступление наверняка покажется вам очень жестоким, но подумайте о том критическом положении, в каком я оказался, имея лишь 700 человек, причём лишь очень немногие имели опыт войны. Я не мог ожидать никакого подкрепления, и меня окружало множество враждебных людей, число коих возрастало с каждым мгновением. Офицер, командовавший постом на колокольне, сообщил мне, что все дороги, ведущие к городу покрыты толпами угольщиков, направляющимися к Монсу. Моей небольшой части и мне самому угрожала опасность быть просто раздавленными, если бы я не оказался достаточно энергичным! Моя речь произвела сильное впечатление на богатых жителей города, которые и были подстрекателями к бунту, а также на остальных горожан, тут же начавших расходиться. Но поскольку крестьяне не уходили, я приказал выдвинуть вперёд два патронных ящика и раздать каждому солдату по сто патронов, зарядить ружья, а барабанщикам велел трижды пробить в барабаны, что должно было послужить сигналом к началу стрельбы.