Мы продолжали преследование больше часа. Неприятельский полк, противостоящий нам, носил имя генерала Отта[152]
. Я никогда не видел таких красивых гусар. Они прибыли из Вены, где их одели во все новое. Их униформа, хотя и немного театральная, выглядела великолепно: ментики, доломаны, чикчиры и малиновые кивера. Все это было чистым и ярко сверкало. Казалось, они возвращались с бала или собирались играть в театре! Эта блестящая униформа странным образом контрастировала с более чем скромной униформой наших егерей, многие из которых до сих пор носили старые мундиры. Они были на них на бивуаках на протяжении полутора лет, как в России, так и в Польше и в Германии. Зеленый цвет наших мундиров уже потускнел от пыли дорог и дыма сражений. Но под этими старыми мундирами бились смелые сердца мужественных людей! Так что вскоре доломаны гусар Отта покрылись кровью, и этот кокетливый, хорошо одетый полк потерял убитыми и ранеными свыше двухсот человек, а из наших никто не получил даже ни малейшего сабельного удара. Враг бежал от нас, не имея ни единой возможности обернуться. Наши егеря захватили большое количество очень хороших лошадей и расшитых золотом ментиков.Для нас до этих пор все шло благополучно, однако, преследуя убегавших врагов, за которыми неслись галопом победители, я начал беспокоиться об исходе этой странной битвы, поскольку более низкие горы, показавшиеся на обоих берегах Кинцига, свидетельствовали о том, что мы приближаемся к тому месту, где ущелье заканчивается. Было вполне вероятно, что здесь мы найдем небольшую долину, полную пехоты, а ружейный огонь этой пехоты и орудийный огонь могли бы заставить нас дорого заплатить за наш успех. Но, к счастью, все оказалось не так, и, выйдя из ущелья, мы не заметили ни одного пехотинца, а только вражескую кавалерию, к которой принадлежал гусарский полк Отта, только что разбитый нами и в полном ужасе продолжавший спасаться бегством, увлекая за собой не менее 15 эскадронов, отступивших в направлении Ханау.
Тогда генерал Себастьяни вывел свои три кавалерийские дивизии, вскоре поддержанные пехотой маршалов Макдональда и Виктора и несколькими батареями. И, наконец, появились император и часть его гвардии. За ними шла остальная французская армия.
Это было вечером 29 октября. Мы стали бивуаками в соседнем лесу. От нас до Ханау и до австро-баварской армии оставалось не больше 1 лье.
Глава XXXII
Вот по каким причинам Экзельманс остался сзади во время нашего продвижения по ущелью. Перед тем, как войти в долину, разведчики привели к нему двух пленных австрийских солдат, взятых в плен в тот момент, когда в отдалении от своей армии они мародерствовали и выпивали в уединенной деревне. Экзельманс велел одному из своих адъютантов допросить их по-немецки и был очень удивлен, когда они ответили ему на хорошем французском языке. Он спросил у них, где они так хорошо научились нашему языку. Один из этих несчастных, полупьяный солдат, думавший таким образом вызвать уважение к себе, воскликнул, что они были
Услышав в этот момент шум начинавшегося сражения, генерал захотел попасть в голову колонны, которой я командовал, но, прибыв к входу в ущелье, понял, что проникнуть в него и найти место в рядах кавалеристов он не сможет, столь быстрым был галоп двух полков, занимавших ущелье, преследуя неприятеля. После многократных попыток вклиниться в ряды кавалерии генерала вместе с лошадью столкнули с дороги, и он упал в Кинциг, где чуть не утонул.
Готовясь к сражению, император воспользовался ночью, чтобы уменьшить длину колонны наших обозов. Весь багаж был направлен к правому флангу в направлении Кобленца под охраной нескольких батальонов и кавалерии генералов Лефевр-Денуэтта и Мийо. Для армии это было большим облегчением.