Мемуары графа де Рошфора

А тем временем было начато следствие против господина де Сен-Мара и господина де Ту, которых отправили в Лион, в замок Пьер-Ансиф. Молодость одного, а господину де Сен-Мару было всего двадцать два года, и порядочность другого вызывали у всех чувство сострадания, а так как кардинала не все любили, стали больше говорить о его жестокости, чем о справедливости. Говорили, что он от природы очень мстителен, не обращая внимания на виновность обоих, вспоминали о маршале де Марийаке. Его Преосвященство, которого продолжали информировать обо всем происходящем, говорил мне иногда, что чувствует себя несчастным, так как простому человеку позволительно желать смерти человеку, который хотел его убить, а для него это непозволительно, что при этом он еще должен бороться с посягательствами на авторитет королевской власти, а его почему-то считают несправедливым. Порой мне казалось, что он готов был расплакаться, говоря об этом. Я уверял его, что он не должен считаться с мнением народа, который часто сам не знает, что говорит и что делает, а он отвечал мне, что вынужден много лет работать в обстановке такой несправедливости, и именно поэтому он чувствует себя несчастным, так как все считают его тираном.

Было видно, что он очень страдал, говоря об этом, и этого было достаточно, чтобы судить о величии его души. Однако головы королевского фаворита господина де Сен-Мара и господина де Ту все же слетели, а герцог де Буйон был задержан в Италии и тоже рисковал лишиться головы, но потом был выпущен на свободу, когда его жена пригрозила отдать Седан испанцам. Все были удивлены, что господин кардинал его простил, получив все доказательства его злого умысла. Он не первый раз пытался расшатать государство и примыкал к прямым врагам Его Преосвященства. Он участвовал в интригах графа де Суассона, дал ему убежище и вместе с ним при помощи испанских войск одержал победу над французами в битве при Марфе[34]. Все это говорило лишь о том, что, когда речь шла о величии короля и государства, Его Преосвященство не обращал внимания на несправедливости в свой адрес.

* * *

Как бы то ни было, это был человек, рожденный для возрождения величия Франции, которого все добрые французы должны считать бессмертным. Но Господь, дающий свой срок всему, решил отправить его в мир иной, к большому сожалению всех его верных слуг. За два или три месяца до этого я уже предвидел все, чем может закончиться его болезнь, и я был в отчаянии, видя, что многих это радует. Даже король, которому враги кардинала постоянно нашептывали гнусные вещи про него, понимал, что его счастье зависит от состояния больного. Это было нечто странное, но его первый министр, взявшийся за дела при ужасном состоянии государства, подчинил гугенотов, утихомирил Португалию, Каталонию, Эльзас и Австрию, спас Италию, совершил столько чудес, что можно было подумать, что человек, сделавший столько всего, обладал какими-то сверхъестественными способностями. Умирая, он сказал мне, что всегда считал меня выше остальных его слуг, что он сожалеет, что не сделал для меня больше. Он сказал, что, если бы он был уверен в короле, он бы посоветовал ему использовать меня в самых наиважнейших делах, что у меня имеются все необходимые качества, чтобы преуспеть в жизни. Если бы при его жизни я был чувствителен к проявлениям его уважения, я бы мог использовать это в том состоянии, в котором он находился. Все его щедроты пришли мне на память, но при мысли о том, что через миг этот человек, перед которым дрожала вся Европа, не сделает уже больше ничего, я так испугался, что страдал два дня, и лишь потом я кое-как смог пережить все это. Не успел он закрыть глаза, как король стал делать вид, что не одобряет всего того, что он сделал. Он тут же вернул тысячи людей, которые были отправлены в ссылку, что вызвало у меня такое отвращение ко двору, что я решил не оставаться там и четверти часа. Но нашлись люди, которым я потребовался. В частности, герцог Орлеанский обратился ко мне через Эгремона, который был одним из его приближенных, и тот, чтобы меня искусить, сказал, что я должен подумать о его карьере, которая, без сомнения, была у него лучше, чем у меня, что у него уже есть более двухсот тысяч экю состояния, что живут лет до пятидесяти и до смерти он успеет нажить еще вдвое больше. Но он не уточнил, что нажил это состояние способами, которые были мне чужды. Он играл в триктрак со своим хозяином и постоянно посмеивался над ним, а герцог, наделав немало ошибок, давал к этому поводы. Так он заработал немало денег, но Господь, который не допускает, чтобы процветали те, кто использует такие нечестные методы, сделал так, что он потом потерял в судебных дрязгах все то, что заработал игрой.

Герцог Гастон Орлеанский