Мемуары. Избранные главы. Книга 1

Сен-Симон вообще не считал себя писателем. Он хотел быть политиком и царедворцем (последовательность здесь не очень важна), но потерпел тут полное фиаско; тогда он решил стать историком, но историком своеобразным — описывающим политиков и царедворцев. Но все-таки «век Людовика XIV» изучают не только, да и не столько по его книге. Ему оказалась уготована совсем иная роль — роль писателя-характеролога, писателя-психолога, давшего по-своему внушительную картину если и не всей эпохи целиком, то того общества, которое эту эпоху наиболее характеризовало. Картину верную и нелицеприятную. Вот почему сопоставления его с Бальзаком и особенно с Прустом вполне закономерны и могут кое-что прояснить в творчестве этих двух великих представителей французской литературы.

А. Д. Михайлов

ПРЕДИСЛОВИЕ О дозволительности писания и чтения исторических книг, особенно тех, что посвящены своему времени Июль 1743 года

Во все века изучение истории считалось столь достойным занятием, что, думается, было бы пустой тратой времени приводить в защиту этой истины несчетные высказывания самых уважаемых и ценимых авторов. Даже если ограничить число последних только католиками, оно все равно будет весьма велико: вряд ли найдется среди духовных писателей хоть один авторитет, в сочинениях коего содержалось бы малейшее сомнение на этот счет. Хроники и летописи, отнюдь не духовного, но вполне светского содержания, составляли не только особы, прославленные своими познаниями и благочестием, но и настоящие святые, чьи произведения высоко ценимы потомством, коему принесли немалую пользу. Страха Божия ради оставим в стороне исторические книги Писания. Но даже не дерзая сравнивать в этом смысле Творца с теми, кто Им сотворен, нельзя в то же время не признать, что, коли уж сам Дух святый не погнушался стать автором исторических сочинений, посвященных по преимуществу событиям в сей юдоли и оказавшихся бы, не будь они продиктованы Духом святым, такими же мирскими, как любая историческая книга на этом свете, подобное обстоятельство следует полагать вполне достаточным основанием для того, чтобы христианин имел право писать и читать исторические сочинения. Если же мне возразят, что история, автором коей выступает Дух святый, относится к более возвышенной сфере и, оставаясь доподлинной и достоверной, представляет собой прообраз того, что должно свершиться в грядущем, и таит под покровом аллегорических фигур великие чудеса, тем не менее остается бесспорным, что в вышеозначенном творении очень много места отведено истории, а это оправдывает исторические книги, сочиненные и сочиняемые с тех пор людьми; более того, если Духу святому благоугодно было скрыть под покровом аллегорий сущность исторических и на самом деле происходивших событий, то, значит, Он не отвергает историю, поскольку пользуется ею, чтобы поучать детей своих и церковь свою. Положения эти, каковые немыслимо сколько-нибудь серьезно оспаривать, суть высший и непререкаемый довод в пользу истории. Но ни на миг не отказываясь от сей божественной поддержки, посмотрим все же на поставленный нами вопрос с точки зрения истины, разума, необходимости и существующего испокон веков обычая.

Можно ли знать то, чему не учился? Здесь ведь речь идет не о пророках и сверхъестественном прозрении, а об обычной стезе, по коей Провидение ведет смертных. Труд есть следствие первородного греха и кара за него; плоть не может жить, кроме как плодами рук своих, трудом и потом тела; дух же просвещается иного рода трудом, имя которому — ученье; и уж если, учась ручному труду, нельзя обойтись без наставника, по крайности без наглядного примера, то тем более нужны они в различных умственных и научных занятиях, где невозможно руководствоваться только зрением и прочими чувствами.