Мемуары. Избранные главы. Книга 2

Он внушил королю, что должность командующего армией сама по себе весьма значительна и нельзя давать полководцам еще больше усиливаться, позволяя окружать себя своими ставленниками или даже родичами этих ставленников, на которых командующие могли опереться; право продвигать у себя в армии, кого они хотели, было обязательным до мудрого введения порядка производства, который все теперь отдает на благоусмотрение его величества, и введенный отныне порядок должен распространяться на все и не оставлять за командующими права выбора, которое становится даже несправедливым по отношению к генералам и офицерам, поскольку такой выбор является выражением предпочтения, свидетельствующего о большем доверии, а следовательно, уважении к одним по сравнению с другими; он нередко является следствием неприязни или мимолетного недовольства одним и дружеской приязни или личных связей с другим; посему необходимо, чтобы генералы и офицеры в одинаковых чинах, которых назначают на дежурства или в караулы в очередности, определяющейся старшинством, так же назначались бы и на командование частями и чтобы командующие по своему произволу не вмешивались в оный порядок; такое единообразие не даст поводов для зависти, а генералам возможности продвигать или придерживать, кого им хочется. Вкусы короля вполне соответствовали целям его министра, хоть он их и не понял, и предложение было тут же одобрено. Он сделал его правилом, которое мы наблюдаем до сих пор, так что, ежели у командующего армии имеется корпус, предназначенный для важного задания, он вынужден отдавать его тупице, чья очередь подошла, а ежели таких у него оказывается много, как случается весьма часто, полагаться на волю случая или же подвергать свои войска без всякой нужды разделению на столько отрядов, сколько у него имеется тупиц, ждущих повышения по старшинству, пока не дойдет до того, кому он хочет поручить этот важный корпус, но и тут, если он станет повторять подобное, чуть только это заметят, начнутся жалобы, вопли об ущемлении чести, о несправедливости. Мы уже неоднократно видели, насколько это серьезная помеха в армии, но главное в том, что этот порядок погубил военную школу, всякое обучение, всякое соперничество. Уже негде и не у кого учиться, нет больше интереса к тому, чтобы снискать одобрение генералов или быть им полезными своим усердием и неусыпностью. При производстве по старшинству и соответственном порядке повышения в чинах все безразлично. Как говорится, можно спокойно спать да лишь исправно нести службу, высматривая в списке, кто старше кого, так как каждый получает повышение лишь в свой черед, а потому нужно спокойно и терпеливо ждать, не будучи ничем обязанным ни себе, ни кому другому. Вот чем наградил Францию Лувуа, который подвел мину под воспитание полководцев, чтобы не считаться более с заслугами и потому что бездарность всегда нуждается в протекции; вот что принесла королевству слепая гордыня Людовика XIV.

Введенный порядок повышения окончательно все искорежил, окончательно все перемешал — заслуги, подвиги, происхождение, поскольку все это противоречит производству в порядке старшинства и тем редким исключениям, которые умел делать Лувуа для тех, кого хотел продвинуть, равно как и для тех, кого хотел придержать или отвратить от службы. Огромное количество войск, с которыми король вел кампании, привело к увеличению и учащению производства, а это производство, становившееся со временем все более частым, обременило армию бесчисленными офицерами во всяких чинах. Результатом этого стало еще одно неудобство: из-за переизбытка генералов и бригадиров они только чудом могли получить командование раза три-четыре за всю кампанию, обычно же получали не больше раза-двух. Но без наставлений, без школы какое остается средство научиться и набраться опыта, кроме как возможно чаще бывать в деле, дабы обучаться уже в самом сражении, наблюдая и действуя? А офицеры никогда в них не бывали, да и не могли бывать.